Джонатан Стрендж и мистер Норрелл - [9]

Мистер Сегундус, выглянув в окно третьего этажа, подумал, что, может быть, мистер Норрелл уже начал колдовать, и снег — его рук дело. Сверху что-то зловеще зашуршало, и мистер Сегундус поспешно убрал голову, уворачиваясь от сорвавшегося с крыши белого комка. У мистера Сегундуса не было слуги, как не было жены, сестры, дочери, невестки или племянницы, однако миссис Плизанс, его хозяйка, вставала рано. Много раз за последние две недели она видела, как он вздыхает над книгой, и надеялась подбодрить постояльца завтраком, состоящим из жареной селедки, чая с молоком и белого хлеба с маслом на белой с синим фарфоровой тарелке. Из тех же благих побуждений она присела поговорить с ним и, видя отчаяние молодого человека, воскликнула:

— Как же я ненавижу этого мерзкого старикашку!

Мистер Сегундус не сказал миссис Плизанс, что мистер Норрелл стар, и все же она воображала его стариком. Со слов мистера Сегундуса она заключила, что мистер Норрелл — скряга, который копит волшебство, как другие копят золото; по мере нашей истории читатель будет иметь возможность убедиться в правдивости этого портрета. Подобно миссис Плизанс, я всегда представляю скряг стариками — не знаю, почему, ведь молодых скряг ничуть не меньше, чем старых. Что до мистера Норрелла и его истинного возраста, он был из тех, кто уже в семнадцать лет кажутся стариками.

Миссис Плизанс продолжала:

— Когда жив был мистер Плизанс, он уверял, будто никто в Йорке не умеет печь такой вкусный хлеб, да и другие люди по доброте душевной говорили, что лучше хлеба в жизни не пробовали. Однако я всегда стараюсь хорошо готовить, потому что ничего не делаю спустя рукава. И если сейчас из этой чашки вылезет аравийский джин и предложит исполнить три моих желания, я не попрошу, чтобы другие люди разучились печь хлеб; а если их хлеб окажется не хуже моего, я только за них порадуюсь. Вот, сэр, попробуйте. — Она придвинула к жильцу тарелку с прославленным хлебом. — Не нравится мне, что вы совсем с лица спали. Соседи скажут, что Хетти Плизанс разучилась вести хозяйство. Не надо так убиваться, сэр. Вы не подписали этот мерзкий договор. Когда другим джентльменам придется бросить магию, вы сможете продолжать, и надеюсь, мистер Сегундус, сделаете великие открытия. Тогда, быть может, самонадеянный мистер Норрелл раскается в своей глупой гордости и охотно возьмет вас в коллеги.

Мистер Сегундус улыбнулся и поблагодарил ее.

— Не думаю, что такое случится. Моя главная беда — скудость материалов. Своих у меня мало, а когда общество распустят… ну, не знаю, что будет с книгами, но вряд ли они достанутся мне.

Мистер Сегундус съел хлеб (и впрямь достойный своей репутации) и выпил немного чаю. Вероятно, целительное воздействие пищи на измученную душу было и впрямь сильнее, нежели он предполагал, во всяком случае, надевая пальто, перчатки и шляпу, мистер Сегундус чувствовал себя много лучше. Он вышел на снежную улицу и направился к месту, где мистер Норрелл обещал сегодня показать чудеса, — к Йоркскому кафедральному собору.

Надеюсь, все читатели хорошо представляют себе старый английский собор, иначе им не понять, почему мистер Норрелл выбрал именно это место. Следует помнить, что старые аббатство, собор или церковь (в зависимости от того, как именуются они в этом городе) — не одно здание, а целый комплекс сооружений, в разной степени больших, красивых и величественных. Даже в наше время, когда церковные здания обросли светскими, служащими для разного рода собраний и ассамблей (а в Йорке их предостаточно), старый собор по-прежнему высится над ними свидетельством набожности наших предков, как если бы город заключал в себе нечто большее, чем он сам. Спеша по узкой улочке, его легко потерять из виду, но внезапно дома расступаются, глазам вновь предстает собор, выше и больше всех остальных построек; тут-то и понимаешь, что попал в сердце города, что все улицы и аллеи сходятся сюда, к вместилищу тайн более глубоких, нежели все, что ведомо мистеру Норреллу. Так думал мистер Сегундус, входя в церковную ограду и останавливаясь в тени западного фасада.

Из-за угла, словно толстый черный корабль, величаво выплыл доктор Фокскасл. Заметив мистера Сегундуса, он взял курс на указанного джентльмена и пожелал ему доброго утра.

— Не соблаговолите ли представить меня мистеру Норреллу, сэр? — сказал доктор Фокскасл. — Мне бы весьма желательно свести с ним знакомство.

— Охотно, сэр, — отвечал мистер Сегундус, озираясь. Из-за снега большинство жителей сидело по домам, и лишь несколько черных фигурок пробирались через заснеженное поле к собору. При ближайшем рассмотрении это оказывались члены Йоркского общества либо причетники, регенты и сторожа, спешащие по церковным делам.

— Не хотел бы разочаровывать вас, сэр, — сказал мистер Сегундус, — но я не вижу мистера Норрелла.

Впрочем, кто-то тут был.

Кто-то стоял на снегу прямо перед церковью. Кто-то темный, сомнительного вида, с интересом глядящий на мистера Сегундуса и доктора Фокскасла. Спутанные волосы черным водопадом ниспадали на плечи, волевое лицо с длинным и узким носом казалось узловатым, словно древесный корень, и хотя кожа была очень бледной, лицо выглядело темным, то ли из-за черных глаз, то ли из-за длинных сальных волос. Через мгновение этот человек приблизился к двум волшебникам, отвесил небрежный поклон и, коротко извинившись, предположил, что они здесь по одному делу. Он представился Джоном Чилдермасом, представителем мистера Норрелла в некоторых вопросах (хоть и не уточнил, в каких).