Джон Ячменное Зерно. Рассказы разных лет - [5]

Только теперь, вспоминая этот случай, я в состоянии уяснить себе, почему это так поразило Питера. Он налил мне еще вина и пододвинул ко мне стакан через стол. Полный смертельного ужаса, я выпил одним духом и эту порцию. Питер остолбенел. Что за чудо! Надо показать другим этого удивительного ребенка. Он подозвал другого итальянца, молодого усача, которого звали Доминико. Они мне налили полный стакан. Чего не сделаешь, чтобы избежать смерти? Я с чрезвычайными усилиями подавил естественное сопротивление моего желудка и выпил отвратительный напиток.

Доминико еще никогда в жизни не встречал такого героя-ребенка. Он два раза подносил мне полный до краев стакан и с любопытством смотрел, как я опустошаю его. Другие также были привлечены этим зрелищем. Вокруг стола столпилась кучка итальянцев средних лет, которые не танцевали и не умели говорить по-английски с ирландскими девушками. Это были смуглые люди, самого свирепого вида, в красных рубашках, с широкими поясами. Я слышал, что все они носят большие ножи. Они столпились вокруг меня, похожие на шайку разбойников, а Питер и Доминико демонстрировали перед ними мои недюжинные способности.

Ничего этого не случилось бы, будь я немного глупее и будь я менее одарен фантазией, или будь я чуточку поупрямее. Молодежь, пришедшая со мной, танцевала, и никто не мог вступиться за меня. Я не знаю, какое количество вина было выпито мной в этот день. В воспоминаниях мне представляется, что я стою среди скопища убийц и, дрожа от страха, опоражниваю бесчисленное количество стаканов с огненной жидкостью. Мне казалось тогда, что вино, какой бы оно ни было дрянью, все же меньшее зло, чем нож, а я хотел жить во что бы то ни стало.

Теперь, удрученный опытом, я в состоянии объяснить, почему не лишился тогда сознания и не упал на стол. Я сказал уже, что страх сковал и парализовал меня. Я был способен только механически подносить ко рту стакан с вином. От страха меня не могло вырвать, так как и внутренности мои были парализованы страхом. Понятно, почему итальянцы изумлялись при виде мальчика-феномена, который пропускает в себя стакан за стаканом с невозмутимостью автомата.

Смело могу сказать, не хвастаясь, что подобного зрелища им еще не приходилось видеть.

Пора было уходить домой. Молодые люди стали выделывать такие курбеты, что девушки поскромнее решили, что лучше уйти. В дверях я столкнулся со своей «дамой», которая была совсем трезвой. Ее забавляло, как мужчины покачивались. Стараясь идти рядом с девушками, она начала подражать их движениям, мне это тоже понравилось, и я последовал ее примеру. Но как только я стал двигаться, пары алкоголя тоже пришли в движение и ударили мне в голову. Я с самого начала вышагивал правдоподобнее ее. Через несколько минут я сам стал себе удивляться. Какой-то парень, пошатываясь, подошел к канаве, постоял около нее с серьезным и задумчивым видом, покачнулся и упал в нее. Это меня очень рассмешило. Следуя его примеру, я тоже подошел к краю канавы. Дальнейшее у меня заволакивается туманом. Помню только, что девушки вытащили меня из канавы, и при этом лица у них были встревоженные.

Потом мне уж не хотелось изображать пьяницу, и веселье мое пропало. Глаза мои заволокло туманом, мне не хватало воздуха, и я, широко открыв рот, старался вздохнуть как можно глубже. Девушки держали меня, но ноги у меня отяжелели. Алкоголь сжимал мое сердце и бил по моим мозгам точно дубиной. Очевидно, у меня был очень здоровый организм; иначе, вне всякого сомнения, я умер бы от количества выпитого мною вина.

Во всяком случае, я знаю теперь, что был тогда ближе к смерти, чем это представляли себе испуганные девушки. Я слышал, как они обвиняли друг друга; некоторые из них плакали — то ли из-за себя, то ли из-за меня, то ли из-за недостойного поведения своих парней. Но меня это не интересовало. Я задыхался, мне не хватало воздуха. Двигаться было мучительно, и все же девушки настаивали на том, чтобы я шел, а до дома было четыре мили. Четыре мили! Я помню, что мои затуманенные глаза видели маленький мостик через дорогу; мне казалось, что это страшно далеко, а на самом деле до него было всего сто шагов. Когда мы дошли до моста, я упал и лежал на спине задыхаясь. Девушки пробовали поднять меня, но я лежал пластом. Их тревожные крики привлекли внимание пьяного семнадцатилетнего Ларри: он попытался привести меня в чувство и для этого начал прыгать у меня на груди. Как в тумане, я помню это и крики девушек, когда они прогоняли его. Потом я уже ничего не помню, но впоследствии я узнал, что Ларри свалился под мост и там переночевал.

Когда я пришел в себя, было темно. Меня принесли домой в бессознательном состоянии и уложили в постель. Я заболел белой горячкой. Все ужасы, хранившиеся в моем детском мозгу, воплотились в мучительные кошмары. Я видел убийства, я спасался от убийц. Я кричал и дрался с ними. Страдания мои были ужасны. Приходя в сознание после припадков горячки, я слышал голос матери: «Бедный мальчик, он сойдет с ума». Впадая опять в беспамятство, я подхватывал эту идею и видел себя в сумасшедшем доме, где меня били служители и с воплем окружали сумасшедшие.