Джон Сильвер: возвращение на остров Сокровищ - [64]

Эдвард покачал головой, и его кудри разлетелись в стороны, словно у девицы, дающей отказ.

— Все уже решено, — сказал я. — Пойдут четверо. Они же вернутся с золотом. Нас от него отделяет только река крови. Испанской крови, Эдвард.

Он сел. Видимо, разговоры о богатстве его укрепили.

— Сдается мне, ты бы нас всех продал, будь такой шанс. И сказал бы, что для нашего же блага. Ты продолжал бы так говорить, даже бросая наши кости в море. Убедил бы себя, что мы заслужи ли лучшие места в команде Старого Ника. Иногда я думаю, что ты сам дьявол, Джон.

— Он не так обаятелен, — ответил я Эдварду. — Ия бы вас не продал. По крайней мере, задешево. За сокровища королей — может быть. И за славную драку.

Эдварду понравилась моя похвальба. Он усмехнулся.

— Какое золото без крови? — добавил я, видя, что вернул его хорошее расположение. — Все равно что повозка без лошадей.

— Ты забрал мою шпагу, Джон. — Эдвард отвалился от меня и снова поглядел мимо. Затем он сделал попытку встать и поморщился. — Ты лишил меня шпаги ради какого-то Соломона.

— Это — вчерашний день, — ответил я. — Он хорошо дерется. И знает латынь. И твердо стоит на палубе. Сегодня, пока ты здесь лежал, Соломон успел слазить на марс.

Эдвард опять попытался подняться и едва не упал — только усилие воли его удержало. Было больше похоже на то, что тлеющая в душе ненависть придала ему сил.

— Рад видеть, что ты идешь на поправку. Соломон лез по вантам на одной руке — берег вторую, куда ты его ранил. Джимми глазам не мог поверить. Интересно, сможешь ли ты когда-нибудь забраться на марс?

Эдвард медленно одевался — без сомнения, из-за боли.

— По мне, лучше оставить его в живых, Эдвард. Он очень ловко фехтует. Однако если ты намерен с ним рассчитаться, то пойди и убей. В противном случае это будет укором мне, поскольку я тебя обучал.

Эдвард накренился. Я велел ему не терять равновесия, когда будет идти по моей палубе. Он хлопнул шляпой по бедру, скривился и последовал за мной наверх. Перо от шляпы на миг застыло в воздухе и медленно опустилось. Эдвард стоял твердо. Я стиснул ему плечо. Он снова вздрогнул от боли.

— И все-таки я бы оставил его в покое. Очень ловко фехтует, — повторил я перед самым выходом и добавил: — Какое чудное нынче море!

Море и впрямь было приятного темно-бирюзового цвета.

Матросы смотрели на Эдварда. Он ничем не выдал боли — раздавал команды так, словно его ноги не были стянуты бинтами, только по шканцам прогуливался несколько скованно. Забираться на марс ему, без сомнения, пришлось через силу, но никто не заметил, чтобы он дрогнул во время подъема. Эдвард мучился, но не подавал виду. Я остался им доволен.

Мне также выпало счастье сообщить Соломону, что он будет сопровождать меня в Испании, однако же обещание расправы с испанцами не вызвало в нем благодарности. Вдобавок, как он сказал, его сильно беспокоило участие Эдварда в походе. Я заверил Соломона, что Эдвард не тронет и волоска в его бороде без моего приказа, поскольку беспрекословно мне верен. Я решил утешить его тем, что с нами пойдет Бонс, который такой же мастак драться на шпагах, как и пить. Соломона и это не обрадовало. Он заявил, что на время похода следует отлучить Бонса от выпивки. Я сказал, что ни за что не разделил бы их, поскольку дело требовало стойкости, а Бонс без рома будет хныкать всю дорогу.

Соломон упрямо побрел прочь и устроился у гакаборта — на том самом месте, где любил стоять Кровавый Билл. Команду на миг взяла оторопь. Джимми с Луисом переглянулись, но затем все разошлись по своим делам, словно ничего не случилось. Пью, как обычно, слонялся по палубе и чуть не споткнулся о Соломона, шарахнулся назад, хватая ртом воздух, точно увидел призрака. Соломон же стоял, безразличный ко всему, и смотрел перед собой — не на море, как Кровавый Билл, а на какую-то точку вдали, зримую лишь для него.

Помнишь закат того дня, когда мы отправились за испанским золотом? На воде полыхало солнце, и я направлял «Линду-Марию» по этой сияющей дорожке. А потом взошла луна, и перст ее света, бледный, как выбеленная кость, указывал нам путь в Испанию.

Я огляделся. Бонс храпел, Эдвард нес вахту, Джимми стоял у руля.

— Держишь курс на луну? — спросил я его.

— Как вы велели, — ответил он, поворачивая штурвал с тем, чтобы поймать ветер.

— Продолжай в том же духе, — сказал я. — Точно, это он указывает нам путь. Своим собственным пальцем.

— Кто? Я никого не вижу. — Джимми задрал голову к гафелю, затем к кливеру.

— А ты приглядись получше.

Джимми скользнул взглядом до запасной мачты, пошарил глазами по округе, осмотрел грот, грота-шкот и его утку, закрутился на месте, разглядывая борта. Махнул головой к гальюну, снова вернулся к парусам, оглянулся на бейфут.

— Признаться, никого не вижу.

— Это наш старинный приятель, Джимми. Много лет, как покойник. Это он, я уверен. Сошел в свете луны. — Джимми только собрался спросить, кого из команды я имел в виду, как я избавил его от трудов. — Черный Джон — вот кто. Сам Черный Джон указывает нам путь.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. ЦЕРКОВЬ И ПИСТОЛЕТЫ

Я спросил твоего Маллета, видел ли он хоть раз настоящий замок. Хотел убедиться, что мальчишка еще жив после того, как столько раз набивал брюхо за мой счет. Он ответил, что в колониях замков не строят. Значит, ты еще не растерял чувство юмора, раз подослал ко мне юнгу из таких мест. Не иначе он вырос в навозной куче. Я решил просветить беднягу и завел рассказ о наших испанских приключениях и замке, который попался нам по пути. Однако не успел я разговориться, как Маллет исчез.