Джон, Пол, Джордж, Ринго и я - [27]
Когда на горизонте возник Ринго, Джон, Пол и Джордж были вместе почти пять лет – особенно долгое время для лет раннего взросления. Джон был прав – Ринго освоился в роли битла, как будто он был послан на землю именно для этого, но это было поверхностное изменение, которое так и не компенсировало его позднее появление. Думаю, он старался изо всех сил преодолеть свой комплекс неполноценности, но, волнуясь, лишь делал всё хуже. Ринго обычно хранил молчание, пока кто-нибудь не заговаривал с ним. И приватно и публично остальные трое с готовностью принимали его, как равного, но всегда было подспудное чувство, к первоначальному объединению был присоединён посторонний связями, которые никогда не были настолько надёжными, как те, что связывали вместе первоначальную тройку. Ринго говаривал мне: “Я часто думаю, что делает такой оборвыш, как я, со всем этим?” Подобно остальным, Ринго был полностью оплачиваемым музыкантом, которого многие считали лучшим ударником в кругах Мерси-бита. Непосредственно перед присоединением к ‘Битлз’, Ринго был с ‘Рори Сторм и Ураганами’, уважаемой в Ливерпуле группой. Именно Рори убедил Ричарда Старки взять себе сценическое имя ‘Ринго Старр’ и давал ему небольшое собственное вокальное выступление, ‘Время Ринго Старра’, в котором то пел ‘Парни’. Эта традиция – предоставлять Ринго место для пения, как на сцене, так и на альбомах – продолжилась, когда он присоединился к ‘Битлз’. К августу 1962 года он много играл в Ливерпуле и Гамбурге, но не с ‘Битлз’. Так вышло, что он провёл какое-то время в одной скиффл-группе и принял участие в конкурсе талантов, который я проводил в зале ‘Сент-Льюк’, также известном, как ‘Кросби’с хайв оф джайв’. Его группа оказалась второй.
В отличие от других битлов, он был неспособен делиться воспоминаниями о хороших и не очень моментах самой ранней истории группы и не мог полностью включаться в разговоры о том периоде. Когда Ринго появился, совершенно новый контракт с ЭМИ уже был на блюдечке с голубой каёмочкой. Он не застал все надежды и душевные муки, которые сопровождали шестимесячные поиски Брайана Эпстайна соглашения на запись. Вдобавок к этому было и его осведомлённость о том, что его предшественник в ‘Битлз’ пользовался значительной популярностью среди ливерпульских фанатов. Многих сторонников Пита Беста возмутило увольнение этого сексуального и уверенного в себе ударника, и они и не подумали с готовностью принять Ринго.
Детские недомогания ограничили образование Ринго, и он чувствовал себя посредственным в смысле учености. Он часто попадал в больницу в отдел брюшной хирургии, из-за чего многое пропустил в школе в решающие годы. Он считал, что остальные замечают этот недостаток, и, вероятно, смотрят на него свысока, из-за того, что он не настолько образован, как они. Машинально он воздвиг свою старую – со школьных классов – защиту из молчания. Безопаснее было оставаться в стороне от активности, чем рисковать оказаться в замешательстве. Откровенно говоря, я не думаю, что недостаточно достижений в классах или отсутствие успехов на экзаменах были настолько важны для великолепной четвёрки по сравнению с музыкальным мастерством, но, полагаю, реакции Ринго, как единственного позже дружного со всеми битла, были неизбежны.
В музыкальном плане Ринго на самом деле был посторонним в том смысле, что, как правило, от ударника любого ансамбля не требовалось принимать слишком активное участие до финальных стадий подготовки новой песни к записи. На типичной битловской сессии в студии остальные трое часто разрабатывали свои вокалы, пробовали различные гитарные эффекты, и лишь в одиннадцатом часу требовался Ринго, чтобы обсудить темп произведения и сказать ему, что они хотят от него. Он не являлся частью основного творческого процесса, а лишь парнем, обеспечивающим барабанный бой, поэтому Ринго проводил много студийного времени в углах комнаты, играя в покер или что-нибудь в таком роде с Нилом Аспиноллом и Мэлом Эвансом. В ожидании он курил сигарету за сигаретой и пил чай. На сцене Ринго был также отделён от остальных, находящихся впереди; обычно он взгромождался высоко на своём месте ударника, которое устанавливалось позади от остальных. Это оставляло его почти буквально в стороне от света рампы большую часть выступлений. Как и Джон, Ринго женился на своей возлюбленной из родного города, парикмахерше по имени Морин, в феврале 1965 года. В начале их романа Ринго говорил нам, что у него большие планы в её интересах, обещая поставить её во главе её собственного парикмахерского дела в масштабе всей страны. Ринго был самым обычным битлом, а Морин самой практичной из их женщин. Парикмахерская империя так никогда и не появилась, и, подобно Синтии Леннон, Морин пришлось довольствоваться ролью верной домохозяйки битла и покорной матерью их троих детей Зака, Джейсона и Ли.
Я обнаружил, что Ринго редко бывает инициатором разговора, если это только не было просьбой зажечь свет или чего-либо такого же банального. С другой стороны, если я пытался начать более содержательный диалог, он был полностью готов принять вызов. Я нашёл его весёлым собутыльником, и мне нравилось его сдержанное чувство юмора. У него, бывало, появлялись несколько замечательных острот, и он придумывал абсурдные броские фразы, как, например, ‘вечер трудного дня’, ’восемь дней в неделю’ и ’завтра никогда не знает’. Моим любимым был его импровизированный ответ, который он дал ведущей ‘На старт, внимание, марш!’ Кэти МакГоуэн на пике борьбы между модниками и рокерами: “Битлы – не модники, не рокеры. Мы просто мокеры”. На протяжении всех лет яростного испытания битломанией и много позже Ринго оставался безмятежным и уравновешенным. Ближе к концу 60-х годов он оказался тем, кто был наименее вовлечён или травмирован ухудшением отношений внутри ансамбля, хотя он был так подавлен отсутствием у самого себя прогресса и всё более возраставшей враждебностью между участниками ансамбля, что он ушёл. Чтобы сделать возвращение простым для него, остальные почти проигнорировали его короткое отсутствие, прикрыв его и почти шутя между собой, что у него продлённые выходные. Ринго осознал, чего он лишается, и поспешно вернулся в состав.
Часто, когда мы изучаем историю и вообще хоть что-то узнаем о женщинах, которые в ней участвовали, их описывают как милых, приличных и скучных паинек. Такое ощущение, что они всю жизнь только и делают, что направляют свой грустный, но прекрасный взор на свое блестящее будущее. Но в этой книге паинек вы не найдете. 100 настоящих хулиганок, которые плевали на правила и мнение других людей и меняли мир. Некоторых из них вы уже наверняка знаете (но много чего о них не слышали), а другие пока не пробились в учебники по истории.
Воспоминания о жизни и служении Якова Крекера (1872–1948), одного из основателей и директора Миссионерского союза «Свет на Востоке».
«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.
Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.
Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.