Джон Леннон в моей жизни - [3]

Перед поездкой в церковь, каждому из нас давали по нескольку пенни для пожертвования. Джона необычайно удивило то, что мы использовали эти деньги точно по назначению, а не тратили их на жевательную резинку. И вот, по его наущению, мы начали ездить окольным путем до ближайшей кондитерской, и потом, когда садились на свои места в маленькой группке воскресной школы, громко щелкали резинкой.

Конечно, попечительницу нашей группы миссис Кларк такое кощунственное поведение приводило в смятение. Однако, будучи доброй христианкой, она никогда не могла заставить себя отобрать или уничтожить эту нашу «собственность». Напротив, она обычно протягивала руку и терпеливо просила отдать ей на хранение до конца урока совращающие нас с пути истинного лакомства. Все мы, и Джон — в особенности, получали огромное удовольствие, когда вдавливали остатки резинки в большие мягкие руки миссис Кларк. И хотя после этого ее пальцы зачастую слипались, добрая женщина прилагала все усилия, чтобы возвратить в конце урока каждый кусочек его законному владельцу. (Конечно, никто из нас тогда уже не имел ни малейшего желания делать с этими безвкусными комочками что-то еще.)

Однако, несмотря на подобные инспирируемые Ленноном развлечения, мои чувства к новому «соучастнику преступлений» находились в немалом смятении. Ведь, в конце концов, Джон был почти на год старше: я родился 4 августа 1941 года, а Джон — 9 октября 40-го, а разница, скажем, между шестью и семью была очень существенной. Я начал ощущать, что Найдж и Айв запросто отдают этому самодовольному новичку ту же дань уважения, которую раньше приберегали для меня одного. Конфликт был неизбежен…

И самую первую трещину в броне Джона я обнаружил в воскресной школе. Перед началом занятий миссис Кларк всегда просила нас полностью назвать свои имена. И тут выяснилось, что мать Джона в нетипичном порыве патриотических чувств одарила его вторым именем Уинстон (в честь того самого Черчилля). Хотя эта тайна была поведана миссис Кларк почти беззвучно и с явным нежеланием, я довольно быстро смог расшифровать два слога, невнятно пробубненные между «Джон» и «Леннон». Я также решил, что для розовощекого семилетнего мальчугана имя Уинстон было более чем странным. Нанося ему очередные оскорбления, я стал звать его «Винни» («Winnie» — уменьш. от женского имени Уинифред. — прим. пер.) каждый раз, когда чувствовал, что его нужно немного приструнить.

В компании Джон всегда делал вид, что не замечает моих упоминаний об этом ненавистном имени. Уже в том юном возрасте он понимал, что иное поведение будет лишь способствовать распространению его «страшной тайны» и побудит остальных членов банды присоединиться к моим неприятным крикам «Винни! Винни!». Напротив, он ждал возможности разобраться со мной персонально, с глазу на глаз.

И эта «разборка» произошла однажды днем, когда я мирно шел домой через Тип к месту пересечения Менлав-авеню и Вэйл-роуд. Посреди этого пустыря возвышалась насыпь, поросшая кустарником и небольшими деревцами — и вдруг оттуда появился Джон Уинстон Леннон. Без лишних слов он встал между мной и моей конечной целью пути. «Слушай, ты, — сказал он, не повышая голоса и глядя на меня сверху вниз через свои круглые очки, — если ты еще будешь называть меня «Винни», я из тебя сделаю отбивную».

«Ну давай, Винни, — ухмыльнулся я, — только сперва это нужно доказать и я хотел бы посмотреть, как ты это будешь делать.»

Доказательств долго ждать не пришлось. В следующую секунду я уже лежал на лопатках, а Джон, сидя на мне, придавливал мои бицепсы коленями.

«Итак, — торжествуя сказал он, прижав для верности к земле и мои кисти, — больше ты не будешь называть меня этим именем, правда?»

«Нет, нет, — пробормотал я. — Конечно, нет.»

«А ты в этом уверен, Шоттон?»

«Слушай, Джон, — сказал я, — твоя взяла, но если ты собираешься меня бить — давай, не откладывай.» Инстинктивно я почувствовал, что он не в состоянии ударить того, кого сделал беззащитным.

«Ладно, Шоттон. Давай, обещай, что больше не будешь звать меня «Винни» или говорить кому-то, что меня зовут Уинстон, и я тебя отпущу.»

«Обещаю.»

«А ты не врешь?» — я уже почувствовал, что его хватка ослабевает.

«Да провалиться мне на этом месте!»

После этого Джон освободил меня, а я сделал вид, что бегу домой. Но едва удалившись на безопасное расстояние, я обернулся и дал ответную очередь: «Винни-Винни-Винни-Винни-Винни!!!»

Если бы взглядом можно было убить, в следующую секунду я был бы мертв. «Ну, Шоттон, ты за это расплатишься!» — взбушевался Джон, показывая мне кулак.

«Ну тогда попробуй догнать меня, Леннон!»

Каждый из нас стоял на своем месте, как вкопанный, посреди грязного поля. Джон смотрел на меня, а я, ухмыляясь, — на него, и очень медленно на его лице появилась широченная улыбка.

Он понял, что его перехитрили, но оба мы понимали и то, что эта наша «разборка» в конце концов была не более — или не менее, чем просто игрой и шуткой. И в этот момент полного взаимопонимания, я понял, что мы с Джоном, по крайней мере, будем хорошими приятелями. (Джон, со своей стороны, убедился в том, что я заметно уступаю ему в чисто физической силе.)