Джон Леннон - [245]

Прежде чем сеанс записи подошел к концу, Джон, выбрав момент, когда Йоко отлучилась из студии, наклонился к Джеку: «Только не повторяй Иоко то, что я тебе сейчас скажу». После чего он выдал Дугласу тот же текст, который пришлось выслушать Фреду в тот вечер, когда Джону пришла в голову мысль о записи альбома на Бермудах. Джон сказал, что его дни сочтены и что он и так уже живет взаймы. Он не говорил об убийстве, но производил впечатление человека, готового к скорой смерти. Он даже порассуждал о том, что станет с его легендой после смерти, похваставшись, что будет покрыт гораздо большей славой, чем Элвис. Джек слышал рассуждения Джона о смерти и раньше – но никогда они не были полны такой уверенности в неизбежном, как в тот вечер.

Затем вернулась Йоко, и настроение Джона опять пришло в норму. Перед отъездом он заверил Джека, что будет в студии назавтра в девять утра, с тем чтобы заняться сведением нового сингла. Обычно Джек отправлялся домой вместе с Леннонами, но в тот вечер ему надо было поработать еще над одной записью. Он проводил Джона до лифта и пожелал ему спокойной ночи. Его последнее воспоминание о Ленноне – это улыбка, дружеский взмах руки и дружелюбное «Увидимся завтра с утра пораньше!» Лимузин доставил Леннонов прямо к подъезду Дакоты. Марк Дэвид Чепмэн все еще стоял перед домом, прислонившись к будке часового. До половины девятого он наслаждался обществом Пола Гореша, затем фотограф объявил, что ему пора домой, а Чепмэн уговаривал его остаться. «Кто знает, – словно предупреждал он, – мало ли что может случиться. А вдруг он сегодня возьмет и уедет в Испанию, и ты больше никогда его не увидишь!»

После ухода Гореша Чепмэн разговорился с портье – кубинцем Хозе Пердомо. Они болтали о Кубе, о Бухте Свиней, об убийстве Кеннеди. В какой-то момент к ним подошел бродяга в поисках денег, и Чепмэн дал ему десять долларов. Чуть позже он сунул еще пятьдесят долларов в руку портье. У Пердомо сложилось впечатление, что Чепмэн был спокоен и пребывал в полном рассудке. «Чемпэн не был сумасшедшим», – сказал он Фреду Симану после всего, что случилось.

Когда лимузин остановился перед зданием, часы показывали 10:50. Первой из машины выскочила Йоко, за ней последовал Джон, держа в руках магнитофон и несколько кассет. Когда мимо Чепмэна прошла Иоко, он бросил ей: «Привет!» Затем к нему приблизился Джон и посмотрел на

Марка тяжелым взглядом. «Он запечатлел меня в своей памяти», – скажет Чепмэн позже.

Всю предыдущую ночь Чепмэн попеременно молился то Богу, то черту – первого он молил о том, чтобы тот отвел от него искушение, а второго – чтобы дал ему силы выполнить задуманное. Теперь, в самый критический момент, он услышал, как внутренний голос твердил: «Сделай это... сделай это... сделай это!»

Сделав два шага вперед, он вытащил тупорылый револьвер и принял боевую стойку, слегка согнув ноги в коленях и целясь одной рукой, оперев для большей устойчивости стреляющую руку на ладонь другой. Он не вымолвил ни слова. За него все сказал револьвер.

Два первых выстрела попали Леннону в спину и развернули его к убийце лицом. Две из трех следующих пуль застряли в плече, а одна ушла в молоко. Звуки размеренной стрельбы смешались со звоном разбитого стекла, после того как пули, пронзив Леннона, врезались в стеклянный козырек подъезда. Опустошив барабан револьвера, Чепмэн посмотрел на аллею, ожидая увидеть лежащего Джона Леннона. Но ничего не увидел.

Действуя как в тумане, Чепмэн даже не обратил внимания на то, что подстреленный им человек открыл дверь подъезда и сумел подняться на пять ступенек, которые вели к ложе портье, перед которой он и рухнул лицом вперед. Звуки разбитого стекла, а затем шагов застали Джея Хейстингса, молодого длинноволосого ночного сторожа, за чтением журнала. «В дверях, шатаясь, показался Джон с лицом, искаженным ужасной гримасой», – вспоминает Хейстингс. Затем вбежала Иоко с криком: «Джона застрелили!» На какую-то долю секунды Хейстингсу показалось, что все это шутка. Затем он увидел, как Джон рухнул на пол, магнитофон и кассеты выпали у него из рук и застучали по каменному полу.

Хейстингс нажал на кнопку вызова полиции и бросился к Джону. Он снял с него разбитые очки, которые расцарапали ему нос, и укрыл его своим форменным кителем. Затем сорвал с себя галстук, собираясь использовать его в качестве жгута, и тут обратил внимание, сколь безнадежны раны Джона. Кровь струей била у него изо рта и из груди. «Глаза были открыты, но смотрели в пустоту, – рассказал Хейстингс. – Его начало тошнить сгустками крови и частичками живой ткани». Теперь Иоко кричала, требуя вызвать доктора. Хейстингс вскочил на ноги и набрал 911. Вернувшись к Леннону, .он прошептал: ."Все в порядке, Джон, с тобой все будет в порядке".

Сцена, свидетелем которой стал Хозе Пердомо, повергла его в полное оцепенение. Не в силах сдержать катившиеся по щекам слезы, он крикнул Чепмэну: «Как же ты мог убить такого человека?!»

«Не бойся, Хозе», – ответил Марк, точно нашкодивший подросток.

Внезапно портье пришла в голову мысль, что Чепмэн сумасшедший. «Ты хоть знаешь, что наделал?» – спросил он.