Джон Кеннеди - [27]

С одной стороны, соперничество с Советским Союзом, какими бы естественными причинами оно ни было вызвано, являлось реальностью, и потенциально — опаснее всех других реальностей. Имея факты и опыт борьбы против Гитлера, было неудивительно, что Кеннеди, войдя в Белый дом, видел свою первейшую обязанность в том, чтобы управлять «холодной войной» более эффективно, чем Эйзенхауэр. Все его заявления (включая инаугурационную речь) показывают, что он считал, будто ситуация требует больших усилий, большего понимания и большей самоотдачи (что на практике означало большие затраты на оборону). Он считал, что Эйзенхауэр очень сильно зависел от ядерного сдерживания: вооруженные силы должны были иметь более разнообразное оружие и расположение тактических сил. Он полагал, что Советский Союз начнет действовать, если сочтет, что Соединенные Штаты теряют свое могущество и, следовательно, их можно запугать; это надлежало изучить. Он также думал, что разум и терпимость могут уменьшить напряжение «холодной войны» и разрешить некоторые разногласия, разделявшие Запад и Восток. Этот последний пункт указывал на слабость и противоречивость «старой гвардии», но также мог быть и просто продуктом здравого смысла.

Реальная слабость Кеннеди заключалась в той трудной области, когда большие замыслы требовалось переработать в конкретную политику. У него не было непосредственного опыта в этом: это один из минусов системы разделения власти в противоположность парламентской, которая утверждает, что политик может достичь президентства без прохождения подготовки в министерстве. Опытный госсекретарь мог успешно справиться с этим недостатком, и Эдлей Стивенсон как нельзя более подходил на эту должность, но, к несчастью, в то время Кеннеди питал к нему сильную личную неприязнь, что не только повлекло за собой несколько бесполезных (и нехарактерных для него) действий, вместо того чтобы ускорить ход событий, но и сделало сотрудничество в Вашингтоне невозможным. Таким образом, Стивенсона направили в Нью-Йорк в качестве посла при ООН, где он так превосходно работал, как будто решил доказать, каким хорошим госсекретарем он мог бы быть. Кандидатура Честера Боулза, почти столь же хорошо подготовленного, не могла быть одобрена без главной битвы в сенате (Ричард Никсон предупреждал Кеннеди, что он открыто будет против кандидатуры Боулза). Сенатор Уильям Фулбрайт, которого Кеннеди больше других хотел видеть на этом посту, не подходил по той причине, что он поддерживал власть белых на Юге и, кроме того, был чрезвычайно полезен на посту председателя комитета по связям с зарубежными странами. Поэтому Кеннеди вновь обратился к Дину Раску, бывшему заместителю секретаря и помощнику госсекретаря, которого настоятельно рекомендовали Дин Ачесон и другие. Кеннеди никогда не встречал его, но не сомневался после полученных заверений, что он будет превосходным вторым игроком: Кеннеди имел в виду — быть «его собственным» госсекретарем, хотя, как заметил Раск несколько лет спустя, теперь работа охватывает такое множество дел, что даже госсекретарь не может быть «собственным»[73]. Раск действительно оказался хорошим «рассыльным»; оба Кеннеди и, как следовало ожидать, Линдон Джонсон, оценили его профессионализм, умение быть незаметным, лояльность и честность. К несчастью, американской системе требовалось иное, история госдепартамента с очевидностью показывает, что система функционирует лучше, если госсекретарь действует по своему усмотрению, способен противостоять своему президенту, принимая вызов и высказывая свою точку зрения, если необходимо, намечать и проводить собственную внешнюю политику (с одобрения президента и в сотрудничестве с ним); вести единую и эффективную дипломатическую команду. Такими были Джордж Маршалл, Дин Ачесон и (со всеми его ошибками) Джон Фостер Даллес; таким мог быть Генри Киссинджер. И таким не был Дин Раск, что повлекло за собой множество отрицательных, порой тяжелых последствий.

По всей видимости, в первые дни своего президентства Кеннеди был озабочен не столько внешней политикой, сколько экономикой и относящимися к ней вопросами. Обращения в конгресс содержали предложения по законодательству в области социального обеспечения, налогов, расходов на социальные нужды, минимальной заработной платы и так далее: казалось, что Кеннеди прежде всего постарается преодолеть медленный спад, который он унаследовал от Эйзенхауэра. В этот период «медового месяца», когда его популярность оставалась высока (согласно опросам общественного мнения), конгресс разумно продемонстрировал свою готовность к кооперации, но его долгие процедуры показали, что при такой спешке невозможно ожидать большого количества результатов, а тем временем подспудно накапливались вопросы по внешней политике, которые наконец потребовали внимания президента. Две проблемы надо было решать, и третья стучалась в дверь: Лаос, Куба и Берлин. Он не мог этого знать, но они воплотили в себе те главные вопросы, которые Кеннеди пытался разрешить весь период своего президентства и которые продолжали доминировать у его последователей.