Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 5 - [20]

Гарц, по-видимому, сам увлекся рассказом. По богатой мимике его подвижного смуглого лица, по выражению серых глаз можно было подумать, что он вновь переживает давние события своей жизни.

Солнце припекало; Кристиан подобрала ноги и обхватила руками колени.

X

— Мне уже было все равно, чем это кончится. Я даже не придумал, что говорить. Полицейский провел меня по коридору в комнату, где стояли длинные скамьи, на стенах висели карты, а окна были забраны решетками. Мы сели и стали ждать. Он не спускал с меня глаз, и я уже ни на что не надеялся. Вскоре пришел инспектор. «Введите его», — приказал он. Помнится, я готов был убить его за то, что он распоряжается мною! Мы прошли в соседнюю комнату. Там висели большие часы, стоял письменный стол, а окно без решетки выходило во двор. На вешалке висели длинные полицейские шинели и фуражки. Инспектор велел мне снять кепку. Я снял ее вместе с париком и прочим. Он спросил меня, кто я такой, но я отказался отвечать. Тут послышались громкие голоса из комнаты, в которой мы только что были. Инспектор велел полицейскому постеречь меня, а сам вышел посмотреть, что случилось. Слышно было, как инспектор разговаривал в другой комнате. Потом он позвал: «Беккер, подите сюда!» Я не шевелился, и Беккер тоже вышел. Я услышал, как инспектор сказал: «Пойдите найдите Шварца. А за этим субъектом присмотрю я сам». Полицейский ушел, а инспектор, стоя спиной ко мне в полуоткрытой двери, снова стал разговаривать с человеком, находившимся в другой комнате. Несколько раз он оглядывался, но я не шевельнулся. Они начали спорить, и голоса у них стали злыми. Инспектор понемногу отходил от двери. «Пора!» — подумал я и скинул с себя плащ. Потом я схватил полицейскую шинель и фуражку и надел их на себя. Сердце колотилось так, что мне чуть не стало дурно. Я пошел на цыпочках к окну. Снаружи никого не было, только у ворот какой-то человек держал под уздцы лошадей. Затаив дыхание, я потихоньку открыл окно. Донесся голос инспектора: «Я доложу о том, что вы не подчиняетесь приказу!» Я выскользнул в окно. Шинель почти доходила мне до пят, а фуражка сползала на глаза. Проходя мимо человека с лошадьми, я сказал: «Добрый вечер». Одна из лошадей стала брыкаться, и он только что-то буркнул в ответ. Я вскочил в проходивший трамвай; до вокзала Вест Бангоф было всего пять минут езды, и я вышел там. Как раз отходил поезд, я услышал крик: «Einsteigen!» [24] и побежал. Контролер пытался остановить меня. Я закричал: «У меня дело… важное!» — он меня пропустил. Я вскочил в вагон. Поезд пошел.

Гарц замолчал, а Кристиан перевела дух.

Теребя веточку плюща, Гарц продолжал:

— В купе сидел какой-то человек и читал газету. Немного погодя я спросил его: «Где у нас первая остановка?». «В Санкт-Пелтене». Теперь я знал, что попал на мюнхенский экспресс. Прежде чем пересечь границу, он сделает четыре остановки: в Санкт-Пелтене, Амштеттене, Линце и Зальцбурге. Человек отложил газету и взглянул на меня; у него были большие белокурые усы и довольно потертая одежда. Его взгляд встревожил меня, я думал, что он вот-вот скажет: «Вы не полицейский!» И вдруг мне в голову пришло, что если меня будут искать в этом поезде, то будут искать как полицейского! На вокзале, конечно, скажут, что перед самым отходом в поезд сел полицейский. Надо избавиться от шинели и фуражки, но в купе человек, а я не хотел выходить, чтобы не привлекать внимание других. Так я и сидел. Наконец мы прибыли в Санкт-Пелтен. Мой сосед взял саквояж и вышел, оставив газету на сиденье. Поезд тронулся. Наконец я вздохнул свободно и как можно быстрее снял шинель и фуражку и вышвырнул их во мрак за окном. Я думал: «Теперь я буду за границей». Я достал кепку и вынул усы, которые мне дал Луиджи. Вычистив, как можно, одежду, я прилепил усы; мелками, которые лежали у меня в кармане, высветлил брови и начертил несколько морщин на лице, чтобы казаться старше, а поверх парика натянул свою кепку. Это получилось у меня довольно удачно — я стал похож на человека, который только что вышел из вагона. Я сел в угол, спрятался за газету и ждал Амштеттена. Прошло, казалось, невероятно итого времени, прежде чем поезд остановился. Выглядывая из-за газеты, я увидел на платформе пять или шесть полицейских. Один из них оказался возле моего купе. Он открыл дверь, взглянул на меня и прошел через купе в коридор, Я достал табаку и скрутил папиросу, но она дрожала во рту. Гарц поднял веточку плюща. — Вот так. Через минуту вошел кондуктор с двумя полицейскими. «Он сидел здесь, — сказал кондуктор, — с этим господином». Один из полицейских посмотрел на меня и спросил: «Был тут с вами полицейский?». «Да», — сказал я. «А где он?». «Сошел в Санкт-Пелтене». Полицейский спросил кондуктора: «Вы видели, как он сходил там?». Кондуктор покачал головой. Я сказал: «Он соскочил на ходу». «Вот как! — сказал полицейский. — А как он выглядел?» «Невысокий и без усов. А что случилось?». «Вы не заметили ничего особенного?». «Нет, — ответил я. — Вот только что у него были неформенные брюки. А в чем дело?» Один из полицейских сказал другому: «Это он! Пошлите телеграмму в Санкт-Пелтен; уже прошло больше часа с тех пор, как он сошел с поезда». Он спросил меня, куда я еду. «В Линц», ответил я. «Вам придется дать свидетельские показания, — сказал он. Пожалуйста, скажите вашу фамилию и адрес». «Йозеф Рейнгард, Донау-штрассе, 17». Он записал. Кондуктор сказал: «Мы опаздываем, разрешите дать отправление?»