Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 16 - [24]

— А исправить это нельзя? — спросил Ангел,

— Чтобы исправить недостаток, нужно сперва его осознать, а они этого не сознают, так же как не сознают, что несоразмерно проводить шесть дней из каждых семи в конторе или на заводе. Человек, сэр, — это раб привычки, а когда привычки у него плохие, сам он и того хуже.

— У меня разболелась голова, — сказал Ангел. — Шум просто оглушительный. Когда я прилетал сюда в тысяча девятьсот десятом году, такого не было.

— Да, сэр. Мы с тех пор пережили Великую Заваруху, а после нее погоня за деньгами превратилась в какое-то неистовство. Как и другие люди, мы теперь вынуждены изощряться в искусстве приравнивать дважды два к пяти. Это значительно ускорило развитие цивилизации и пошло на пользу всему, кроме человека, — даже лошадям, поскольку их больше не заставляют возить непосильные тяжести на Тауэр-Хилл или какие-либо другие холмы.

— Как это может быть, — спросил Ангел, — если работы стало больше?

— А они вымерли, — сказал гид. — Как видите, их полностью заменила электрическая тяга и воздушное сообщение.

— Вы как будто настроены враждебно к деньгам? — перебил Ангел, бросив на него испытующий взгляд. — Скажите, неужели вы в самом деле предпочли бы иметь шиллинг, а не пять шиллингов и шесть пенсов?

— Сэр, — отвечал гид, — вы, как говорится, начинаете не с того конца. Ведь деньги — это всего лишь возможность покупать то, что хочешь. Вам следовало бы спросить, чего я хочу.

— Ну, чего же вы хотите? — спросил Ангел.

— По-моему, — отвечал гид, — когда мы оказались банкротами, нам бы следовало попытаться не умножать количество денег, а сократить свои потребности. Путь истинного прогресса, сэр, — это упрощение жизни и желаний вплоть до того, чтобы отказаться от брюк и носить одну чистую рубашку, доходящую до колен, довольствоваться передвижением на собственных ногах по твердой земле; есть простую пищу, самими нами выращенную; слушать собственный голос да напевы свирели; чувствовать на лице солнце, дождь и ветер; вдыхать аромат полей и лесов; иметь скромную крышу над головой и миловидную жену, не испорченную высокими каблуками, жемчугом и пудрой; смотреть, как резвятся домашние животные, слушать певчих птиц и растить детей, приучая их к воде, холоднее той, в какой купались их отцы. Нам следовало бы добиваться здоровья до тех пор, пока не отпадет нужда в аптеках и оптиках, в парикмахерах, корсетницах, всяких салонах красоты, где нас штопают и латают, угождая нашим прихотям и скрывая уродства, которыми современная жизнь наделила наши лица и фигуры. Самой нашей честолюбивой мечтой должно было стать такое сокращение своих потребностей, чтобы при современных научных знаниях производить все необходимое быстро и без труда и, имея достаточный досуг, крепкие нервы и здоровое тело, наслаждаться природой, искусством и семейными привязанностями. Трагедия человека, сэр, в его бессмысленном, ненасытном любопытстве и жадности, а также в неизлечимой привычке пренебрегать настоящим во имя будущего, которое никогда не наступит.

— Вы говорите как по писаному, — заметил Ангел.

— К сожалению, нет, — возразил гид. — Ни в одной книге, какие мне удалось раздобыть, не написано, что мы должны прекратить это безумие и обратиться к приятной простоте, которая одна только и сулит нам спасение.

— За одну неделю все это вам до смерти надоест, — сказал Ангел.

— Верно, сэр, но только потому, что нас с юных лет воспитывают в духе неуемного стяжательства и конкуренции. А возьмите младенца в колясочке, поглощенного созерцанием неба и сосанием собственного пальца. Вот такой, сэр, и должна быть жизнь человека.

— Красивая метафора, — сказал Ангел.

— А сейчас мы только и делаем, что резвимся на катафалке жизни.

— Вы как будто принадлежите к числу тех, кто взял себе девизом «Старайся никогда не оставлять вещи такими, какими ты их нашел», — заметил Ангел.

— Ах, сэр! — отвечал гид с печальной улыбкой. — Доля гида скорее в том, чтобы стараться найти вещи там, где он их оставил.

— Да, кстати, — мечтательно протянул Ангел, — когда я был здесь в девятьсот десятом, я купил несколько акций Маркони, они тогда шли на повышение. А как они сейчас?

— Право, не знаю, — отвечал гид холодно и осуждающе, — но одно могу вам сказать: изобретатели не только благодетели человечества, но и его проклятие, и так будет до тех пор, пока мы не научимся сообразовывать их открытия с нашей весьма ограниченной способностью усвоения. Наша цивилизация страдает хронической диспепсией, вызванной попытками проглатывать любую пищу, какую преподносит ей человеческая изобретательность, и эта болезнь приняла столь тяжелую форму, что я иногда начинаю сомневаться, доживем ли мы до вашего посещения в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году.

— Ах, так! — насторожился Ангел. — Вы правда не уверены?

— Не уверен, — ответил гид угрюмо. — Вся жизнь сейчас — сплошной телефонный звонок, а о чем идет речь? Кружение во мраке! Грохот колес под небом из дыма! Нескончаемая партия в покер!

— Признайтесь, — сказал Ангел, — вы сами отведали чего-то недоброкачественного?

— Вот именно, — сказал гид. — Я отведал современности, самого паршивого блюда. Вы только посмотрите на этих несчастных, — продолжал он, — суетятся, как муравьи, с девяти утра до семи вечера. А посмотрите на их жен!