Джокер для Паука - [58]

— Сложи свои вещи в корзинку… — натянув на него парик и пристраивая на нем кружевной чепчик, потребовала она. — Тут нельзя оставлять ни одной тряпочки… Не дергайся! Выйдешь, когда скажу!!!

— Да, сестра…

С трудом дождавшись, пока она закончит наносить на его лицо макияж, принц подобрал с пола свою одежду, замотал в нее перевязь с мечами и запихнул на дно стоящей у двери корзины.

Убедившись, что переодевание закончено, девушка выглянула наружу, и, подождав несколько секунд, поманила его за собой.

— Корзину забыли! — уже на лестнице спохватилась она. — Иди к воротам. Спокойно. Мы собрались за покупками. Я сейчас догоню…

Опыт передвижения в женской одежде у Самира был, и поэтому весь путь до ворот он усиленно вгонял себя в медитативное состояние, в котором мог бы гарантированно не среагировать на возможную встречу с Юганом: клокочущая в душе ненависть жгла так, что от желания убивать сводило плечи и шею. Поэтому момент выхода из дворца он почти не запомнил — боролся с собой. Более-менее справиться с чувствами удалось только тогда, когда служанка свернула на улицу Покосившихся ворот.

— Фу… Добрались… — вполголоса пробормотала она, и, свернув в узенький переулок, вприпрыжку понеслась по направлению к улице Погнутых Клещей. Однако, добравшись до неприметной дверцы в заборе, окружающем трехэтажное здание, она вытащила откуда-то из-за корсета ключ, и, оглянувшись по сторонам, вставила его в замочную скважину…

Следить за блестящим шариком в руке брата Югана и не соскальзывать в транс оказалось очень просто — достаточно было вспомнить изможденное лицо мамы, лежащей в регенераторе, и легкое отупение, обволакивающее сознание, куда-то испарялось, а на его место приходила Ненависть. Жгучая, как острый перец, и алчущая крови, как самая настоящая Тварь. Справляться с Ненавистью было намного сложнее, поэтому принц старался не переборщить с воспоминаниями: для того, чтобы Эйлор поверил в то, что он в трансе, надо было привести пульс и дыхание к ожидаемому им уровню. В общем, балансируя на грани медитативного транса, джуше и бешенства, Самир кое-как успокоил свое тело, и, услышав первые фразы своего «духовного наставника», сигнализирующие о начале Просветления, даже обрадовался. А, вдумавшись в их смысл, слегка ошалел: монах, то и дело заглядывая в лежащий у него на коленях листок, начисто стирал вбитые в голову Самира программы убийства родителей! Минут сорок, потребовавшиеся на то, чтобы уничтожить любые ассоциативные связи, способные хоть как-то инициировать их запуск, мальчишка ломал голову над тем, зачем это им понадобилось, но ни к каким выводам так и не пришел.

Вторая фаза Просветления оказалась еще менее понятной — брат Юган усиленно пытался «убедить» сознание своего «духовного ученика» в том, что он — сирота, взятый на воспитание Орденом, и уже не первый год является его адептом. Причем, судя по тому, с какой неохотой он это делал, задача была довольно сложной — ответы Самира на тестовые вопросы, зачитываемые им по той же бумажке, то и дело вызывали в нем плохо контролируемое недовольство. Видимо поэтому, вымотавшись до предела, он быстренько свернул процесс пере-просветления, и, погрузив Самира в сон, с трудом встал со стула и вышел из комнаты.

Шевелиться Коррин-младший не стал. Как оказалось, не зря — буквально через пару минут после ухода Эйлора в дверях возник силуэт коренастого и на редкость широкоплечего мужчины. Глядя сквозь ресницы на очередного орденца, косвенно виноватого в том, что он чуть не убил свою мать, мальчишка старательно запоминал черты его лица и пластику движений. Почувствовав на себе всю любовь людей брата Югана к переодеваниям, Самир хотел быть уверенным в том, что узнает монаха даже в женском платье и в темноте.

В принципе, особых примет у мужчины было предостаточно — косой шрам над правой бровью, срезанная мочка правого уха, отсутствие безымянного пальца на левой руке и многое другое. Так что процесс оказался намного короче, чем все предыдущие — принц старался запомнить всех, кто имел хоть какое-то отношение к его похищению. Начиная со служанки, встретившей его во дворце и заканчивая хозяйкой этого заведения, перед самым Просветлением разглядывавшей его добрых минут двадцать пять. Запомнить последнюю оказалось сложнее всего — мало того, что на ее лице было столько косметики, что под ней можно было бы скрыть все, что угодно, так еще и темы, на которые она беседовала с Юганом, требовали очень много внимания. И еще — судя по всему, главой орденской разведки в Аниоре являлась именно она…

— Магана! Ты уверена в том, что все получится? — в голосе стоящего рядом с окном монаха чувствовалась неуверенность.

— Уверена. Видишь, как задрался капор на ее голове? — глядя на кого-то, идущего по улице, усмехнулась хозяйка заведения. — Значит, она только что и вышла из города, и зашла обратно. Хватит дергаться! Одевай шляпку. Она тебе очень идет…

— Хватит издеваться… — поморщился брат Юган, и, не отводя взгляда от улицы, натянул на голову поданный ему головной убор. И сразу же превратился в крупную, чуть мужиковатую, но все-таки женщину! Узнать в которой воина-мужчину было весьма проблематично.