Джинн в вавилонском подземелье - [28]

Джалобин — однорукий дворецкий и шофер Нимрода — был всем всегда недоволен и постоянно жаловался, что, впрочем, не мешало ему быть довольно изобретательным и храбрым человеком. Кроме того, он очень любил Джона и Филиппу.

Алан и Нил опасливо выглянули за край крыши и заскулили протяжно и тоненько, потому что смерч, которому предстояло перенести их через Атлантику, уже полз вверх по спиралевидному фасаду музея — одного из шедевров архитектора Фрэнка Ллойда Райта. Было ясно, что псы совершенно солидарны с Джалобином в неприязни к таким нетрадиционным воздушным путешествиям. Филиппа поняла, что сама она тоже не слишком рада предстоящему приключению и предпочла бы летательный аппарат, который можно хотя бы увидеть.

— Почему мы вылетаем с Гуггенхайма? — спросила она Нимрода.

— Чтобы сделать по-настоящему большой смерч, лучше здания не придумаешь, — ответил Нимрод. — Я всегда вылетаю отсюда, если оказываюсь в Нью-Йорке. Перевернутая спиральная форма самого здания помогает быстренько закрутить доброкачественный смерч. Кроме того, Музей Гуггенхайма сам по себе — культурное явление, и благодаря ему наше путешествие будет более запоминающимся. Ты не согласна?

— Согласна. — Филиппа нервно сглотнула. — А мы там точно не замерзнем?

— Мы используем исключительно теплый воздух, — сказал Нимрод, осторожно опуская лампу с господином Ракшасом в просторный карман своего пальто. — Неужели вас в школе не учат физике? Вверх поднимается только теплый воздух.

— Расслабься, Фил, — посоветовал сестре Джон, ощущавший себя ветераном путешествий на смерчах. — Тебе понравится.

— Допустим, — с сомнением пробормотала девочка.

Едва появившись над краем крыши, смерч тут же окутал их струями мягкого теплого воздуха, и через несколько секунд Филиппа поняла, что они, вместе с багажом, уже покинули вершину Музея Гуггенхайма. Алан и Нил растерянно тявкали, поскольку крыша в буквальном смысле слова ушла них из-под ног. Наконец они не выдержали и улеглись, закрыв глаза огромными передними лапами.

— Ну, что стоите? — спросил Нимрод у близнецов. — Если вы не видите, на что можно сесть это еще не значит, что надо всю дорогу стоять.

Джон усмехнулся и плюхнулся в подобие огромного невидимого кресла. Заметив, что брат скинул обувь и задрал ноги, Филиппа сделала то же самое. Она оказалась в преудобнейшем кучевом облачке, которое поддерживало ее, какую бы позу она ни вздумала принять. Девочка с облегчением вздохнула. Никогда прежде ей не сиделось так удобно.

Поднявшись над Пятой авеню, Джон понял, что этот смерч несколько отличается от того, который создал мистер Водьяной, отправляя его домой из «Дакоты». Во-первых, он был много больше и мощнее, во-вторых, путешественники оказались не на вершине, а внутри самого смерча.

Словно на воздушном шаре, наполненном горячим воздухом, проплыли они над Манхэттеном и устремились на юго-восток — над Ист-Ривер, Бруклином, проливом Рокэвэй и Парком Джекоба Рииса… Теперь под ними простирался Атлантический океан. Здесь смерч начал набирать высоту и скорость. Нимрод объявил, что сейчас они двигаются со скоростью примерно тысяча двести километров в час и вот-вот поднимутся на высоту в полтора километра, где их ждет реактивный поток который позволит им нестись на восток со скоростью тысяча триста километров в час.

— Это означает, что всего через четыре с небольшим часа мы окажемся в Лондоне, — сказал Нимрод. — А спустя еще несколько часов — в Стамбуле.

— Четыре часа? — простонал Джон. Они как раз влетели в облако, распугав стаю чаек, собравшихся поразмять поутру крылышки. — Что тут, спрашивается, делать целых четыре часа?

Алан устало вздохнул и перевалился на другой бок, точно всецело разделял недовольство Джона.

— В тебе нет ни капли поэтичности, мальчик, — заявил Нимрод. — Уильям Вордсворт отдал бы правую руку, чтобы оказаться на твоем месте.

— Какой еще Уильям? — спросил Джон.

Нимрод печально покачал головой. Он вынул из кармана пальто медную лампу с господином Ракшасом и прокричал:

— Вы только послушайте! Этот мальчик впервые пересекает Атлантику на смерче и спрашивает, как ему скоротать четыре часа.

— Слышу-слышу, — отозвался господин Ракшас из своей теплой и надежной темницы. — Похоже, в школах теперь вовсе не преподают ничего толкового. Помни, Джон, чернила ученых — материал более стойкий, чем кровь мучеников.

— Воистину, — сказал Нимрод. — Запали мою лампу, Джон, все-таки летать на смерче куда лучше, чем страдать от клаустрофобии на борту реактивного самолета. — Он шумно, со смаком вдохнул. — Один воздух чего стоит. Словно стоишь на вершине Швейцарских Альп.

— Вы меня не так поняли, — возмутился Джон. — Я тут тоже кайф ловлю. Только я привык, что в полете показывают кино и кормят. Даже два раза за рейс.

— И еще чтобы был мини-бар с водой и шоколадками, — добавила Филиппа. — Как в бизнес-классе. — Она на мгновение задумалась. — И хорошо бы свежие журналы.

— Не сердитесь на них, Нимрод, — захихикал господин Ракшас. — Право же, собака, которая не чешется, — плохая собака.

Но Нимрод смотрел на племянников с явным разочарованием. Наконец он обвел рукой полупрозрачное нутро смерча.