Джина - [28]

— Нет, — ответил Светлов, печально вздохнув. Он понял, что разговор окончен, но он бы с удовольствием ещё посидел в этой беседке и послушал приятный, с сексуальным оттенком голосок Джины. Слушать её было инте-ресно. И Андрей был уверен, что ему не было бы с ней скучно, даже если бы они говорили о политике, о спорте, об экономике, об экологии или об искусстве.

Джина словно только и ждала, когда он скажет «нет». Рывком поднявшись со скамейки, она вышла из беседки, жестом показав Андрею, чтобы он следовал за ней. Но не успел он и шага сделать, как снова оказался в облаках. Он парил в окружении невесомых белых хлопьев. Напротив его лица было лицо Джины.

— Можно, я тебя поцелую? — спросил Светлов. А что он ещё мог спросить, понимая, что сон скоро закончится, и начнется обычная серая жизнь? Так хоть будет, что вспомнить. Конечно, он хотел поцеловать Джину из чувства благодарности за то время, что увлекательно провёл с ней. Такой же вопрос, при сходных условиях, он задал бы любой другой девушке и наяву. Понятное дело, красивой. А если концовочка сна будет эротической, это будет…

— Только быстро. Я тороплюсь. — Джина прикрыла глаза, её губы по-детски вытянулись в трубочку.

И Светлов поцеловал её. Хотя слово «поцеловал» в данном случае не подходит. Он засосал её мягкие, влажные губы, впился в них и смаковал, наслаждаясь каждой секундой. Какое это было блаженство! Без преувеличения можно сказать, что это был волшебный поцелуй. Ощущения были непередаваемые. Казалось, этот поцелуй может длиться вечность. И он длился бы вечность, если бы Андрей на этом остановился, а не решил сказочный сон превратить в эротический. В страстном порыве он прижал Джину к себе. Его руки скользнули по её стройной талии и опустились ниже, сжав ягодицы. Почувствовав под ладонями молодую, упругую плоть, пусть даже обтянутую дорогой материей, Светлов не на шутку возбудился. Организм тут же среагировал на это стойкой эрекцией. На этом всё и закончилось.

Глаза девушки вдруг широко открылись, из груди вырвался сдавленный возглас протеста, после чего она быстрым движением рук сбросила со своих упругих ягодиц руки Андрея и оттолкнула его от себя. Хотя толчок этот был несильным и безболезненным, Светлова отбросило от Джины на довольно-таки приличное расстояние, достаточное для того, чтобы она в его глазах моментально уменьшилась до размера мухи. Его эрекции и след простыл, а в голове промелькнула только одна мысль: «Вот я — осёл! Какой сон испортил».

И он полетел спиной вперёд, совершая в воздухе кувырки назад. Земля под ним завертелась с бешеной скоростью. В висках застучало так, будто мозг одновременно долбили сразу сотни дятлов, каким-то образом оказавшиеся в голове. Грудную клетку сдавило так, словно на грудь сел слон. Африканский слон, с большими бивнями и большими морщинистыми яйцами. Дышать было трудно, куда уж там — кричать. Оставалось только смотреть слезящимися от сильного ветра глазами, как земля и небо с огромной скоростью меняются местами.

Но вот, в какой-то момент, всё замерло, и Светлов начал камнем падать вниз. Он падал на родной Челябинск, запорошенный снегом. Город, который, будучи подсвеченным фонарями уличного освещения, фарами редких машин и светом, бьющим из окон домов, выглядел точно так же, как на снимках со спутника при быстром увеличении.

Вот Андрей увидел свой дом на улице Дегтярева, который похоже спал и видел сны. Двор не приветствовал возвращение Светлова ни салютами, ни фейерверками, ни радостными криками. Перед домом никого не было, и ничто не напоминало ни про бабку, на которую упал мужик в обличии кота, ни про Настю, которая сначала на своей машине проехалась по толпе, а потом врезалась в машину полицейских.

Крыша дома приближалась неумолимо быстро. Так быстро, что Андрей в какой-то момент подумал, что магические способности Джины ему не помогут, и в этот раз он разобьется в лепешку. От страха его яички сжались, уменьшившись до размера фундука, а глаза, наоборот, расширились до невероятных размеров. Наверное, такими же глаза были у кота, когда он летел с восьмого этажа.

Когда, казалось бы, уже всё, конец неизбежен, сейчас тело превратится в кроваво-красную, бесформенную массу, крыша вдруг стала такой же призрачной и зыбкой, какой в первые минуты знакомства была Джина. Но, несмотря на это, когда Андрей пролетал сквозь девятый этаж, скорость его падения значительно снизилась. Достаточно, чтобы он увидел пьяного соседа сверху, спящего на полу, в луже собственной блевоты, в обнимку с бутылкой водки. Достаточно, чтобы подумать: «А говорил, что спортсмен, поэтому не бухает».

Пол соседской квартиры услужливо расступился, когда Светлов дол-жен был рухнуть на него, и Андрей увидел свою кровать — готовую к употреблению, манящую пахнущей крахмалом простынёй, белоснежным пододеяльником, взбитой подушкой.

Но ведь этого не должно было быть! Андрей не убирал леопардовое покрывало. Он был настолько пьяным, что даже не удосужился раздеться. И он это помнил. И, пока эта мысль, как булавкой, кольнула мозг, его тело рухнуло на кровать, которая с мягкостью и материнской заботой приняла его, обволакивая приятным теплом, слегка спружинив.