Джими Хендрикс, история брата - [18]

— Никаких проблем, миссис Максвелл, — сказал он ей. — Мы вынесем всё и свезём на помойку. Но, я подумал прежде, можем ли мы взять кое–что себе, вместо того, чтобы всё разломать и выбросить?

— Поскольку мой гараж будет наконец–то убран, можете брать себе всё, что понравится, — услышал он в ответ.

Получив её разрешение, этот день для отца стал настоящим Рождественским утром. Будучи по природе своей собирателем, отцу не имело значения, цела ли вещь или она повреждена, он наделял её своим смыслом. Он считал, что починив её, он сможет её хорошо продать. Его жилище всегда походило на обломки судна, вынесенного на берег после кораблекрушения. К вечеру всегда прибавлялось что–нибудь новенькое.

Итак, мы, все трое, приступили к работе. Всё утро мы потратили на то, чтобы вынести эти сокровища наружу и погрузить их в кузов грузовика. Несмотря на то, что большинство из предметов годилось только на то, чтобы продолжить им жизнь на свалке, отец многое отложил в строну. Жемчужиной, украшающей гору этих сокровищ, была старая винтовка времён гражданской войны, похороненная под матрасами в самом углу. Её он бережно положил в кабину.

Примерно после полудня отец прыгнул в грузовик со словами:

— Ждите, скоро вернусь.

Но мы с Бастером почувствовали кое–какие слишком привычные нотки в его голосе. Они означали, что он заедет пропустить по бутылочке холодного пива. Как только он вырулил на дорогу, мы с Бастером снова нырнули в гараж в надежде найти ещё какие–нибудь сокровища. И вот Бастер вынырнул из груды хлама, прижимая к груди обшарпанную укелеле. Он несколько раз тронул одну единственную уцелевшую струну и лицо его расползлось в счастливой улыбке. Застенчивость Бастера не знала границ и он пересёк задний двор, держа укелеле за спиной, хотя миссис Максвелл уже сказала отцу, что мы можем оставить себе, что найдём пригодного из этого хлама. Бастер очень нервничал и не мог взять ничего без спроса, ему нужно было самому убедиться, что можно оставить укелеле себе и он постучал в дверь.

— Что тебе, сынок? — спросила миссис Максвелл.

— Гм, я тут интересуюсь, миссис Максвелл, будет ли это хорошо, если я оставлю это себе? Это было среди всего остального там, в гараже.

— Конечно, возьми её себе.

Заметив, что отец оставил нас "с поручением", миссис Максвелл пригласила нас в дом на лёгкий полдник.

Когда отец, наконец, вернулся, его очень заинтересовала находка Бастера.

— Неплохой инструмент, парень. За неё мы выручим хорошие деньги.

— Нет, папа. Миссис Максвел сказала, что я могу оставить её себе.

— И что же ты собираешься с ней делать?

— Я научусь играть на ней.

Больше отец не настаивал и с этого момента укелеле перешла в безвозмездное владение к Бастеру. И никаких намёков, что её кто–то когда–то собирался продавать. Глядя на эту старую обшарпанную укелеле, не подумайте, что это совсем ничего, и не говорите, что у неё сохранилась всего лишь одна струна.

Принеся укелеле домой, Бастер с ней уже не расставался. Даже не зная многого о музыке, он часами сидел, склонившись над укелеле, дёргая эту одинокую провисшую струну, и заворожено смотрел, как она вибрирует. Она хлопала как порвавшаяся резинка, издавая низкий жужжащий звук. Затем его осенило. Когда он стал подкручивать колок, натягивая струну, звук становился чище и громче. В какой–то момент, словно по волшебству, прозвучала ясная нота, пропал хлюпающе–жужжащий звук, издаваемый при касании провисшей струны о корпус укелеле. Бастер натянул струну ещё сильнее, тон повысился, а вибрация уменьшилась. Он начал то ослаблять натяжение струны, то увеличивать. Так он бренчал на ней до бесконечности и несмотря на то, что он мог извлекать из неё одиночные ноты, он уже смело начал подыгрывать Элвису Пресли, когда того передавали по радио. Бастер делал это на слух, не имея никакого представления о музыкальной грамоте.

Музыка жила в Бастере с ранних лет. Вспоминая то лето, которое мы провели в Ванкувере у бабушки Норы, я могу сказать, что слышал, как Бастер жаловался, что у него болят уши.

— Бабушка, бабушка, у меня в ушах что–то, — часто повторял он ей.

Тогда бабушка смачивала нагретым маслом ватный тампон и чистила ему уши. Бастер постоянно слышал какие–то звуки, и ему становилось страшно, он не понимал, откуда они берутся. Став постарше он понял, что те звуки были мелодиями, рождающимися в его голове.

Мой брат открыл в себе уникальное чувство звучания и стал постоянно искать новые сочетания и экспериментировать с разными тональностями. Укелеле стала для него золотым ключиком, открывшим заветную дверцу, за которой был поиск полного самовыражения, уводивший его всё дальше и дальше. После долгого изучения возможностей укелеле, Бастер стал экспериментировать. Он брал в руки всё, что могло быть натянутым вместо струн: от проволоки от старых пружин нашей кровати до верёвок и даже длинного резинового бинта. Пробуя их, он убедился, что каждая из них имеет своё собственное неповторимое звучание. Он открыл для себя, что если натягивать их не на всю длину кровати, а только между спинкой и ножкой, то тон становился выше. Вибрация передавалась полу и доски под кроватью начинали гудеть.