Джим с Пиккадилли - [61]

– Красивенькое, правда? – спросила Мэгги, в благоговейном восторге глядя на него, и еще с минутку посозерцала искрящееся великолепие. – Ой, я не могу! – продолжала она. – Звонит мне, значит, и просит, чтоб я вышла к черному ходу. Хочет мне кое-что сказать. Войти-то он не может, его ведь уволили. Ну, я выскакиваю, а он уже ждет! «Привет», – говорит, а я отвечаю: «Нахал какой!» А он: «Слышь-ка, у меня тут кое-что есть. Имею полное право нахальничать». Лезет в карман и достает колечко! Это самое. Я спрашиваю: «А чего это?» А он говорит: «Обручальное кольцо. Для тебя, если носить пожелаешь». Я прям ослабла вся, чуть наземь не грохнулась. А он, глядь, уже надевает мне его на палец…

Селестина скромно умолкла.

– Нет, правда, красота! – Она полюбовалась снова. «Повезло, – говорит, – мне». Я спрашиваю: «Работу, что ли, нашел?» А он: «Нет, не нашел. Сегодня вечером проделаю одну штуку, и мне отвалят столько, что смогу завести этот самый санаторий». Знаете, он всегда мечтал о такой ферме на Лонг-Айленде. Он все знает про тренировки и про здоровье, боксером ведь был. Я спрашиваю, что за штука, но он не говорит. Обещался рассказать, когда поженимся. Прям завтра пойдет покупать лицензию.

Селестина ждала поздравлений, с надеждой глядя на слушательницу.

– Пхе! – коротко бросила та и снова уткнулась в Шопенгауэра. Она была явно не из приятных.

– Нет, правда – красота? – спросила обескураженная Селестина. Новенькая издала непонятный горловой звук, саркастически хмыкнула и добавила потише, Селестина едва расслышала, да и то вряд ли правильно:

– Всъх пръпеку!

Глава XXI

Улица спала. Луна отсвечивала в темных окнах и на пустынных тротуарах. Шел второй час ночи. Порочные Пятидесятые еще сверкали огнями и шумели фокстротами, но в добродетельных Сотых, где располагался особняк Пэттов, царило добропорядочное сонное царство. Лишь случайный рокот проезжавшей машины нарушал тишину да любовный вопль кошачьего Ромео, пробиравшегося на свиданье по закраине стены.

Джимми не спал. Усевшись на край кровати, он смотрел, как отец наносит последние штрихи грима, творя и создавая зверски устрашающую наружность. Широкими жирными мазками Крокер превращал себя в Эда, Короля Похитителей. С первого взгляда на него даже самый тупой зритель понял бы, что с ним не стоит гулять ночами по безлюдным аллеям и проулкам.

Крокер и сам это видел.

– Одно, Джимми, плохо, – сетовал он, смотрясь в зеркало, – не напугаю ли я его до полусмерти? Может, предупредить как-нибудь?

– А как? Уведомление послать?

Крокер с сомнением оглядел мерзостную физиономию, таращившуюся на него из зеркала.

– Опасно все-таки набрасываться с такой рожей на ребенка. Вдруг с ним припадок случится?

– Смотри, как бы с тобой не случился. Не страдай, папа, за Огдена. Уж кто-кто перепугается, только не он!

На туалетном столике стоял пустой бокал. Крокер грустно покосился на него:

– Зря ты, Джимми, вылил вино. Я б хлебнул. Для храбрости.

– Какая чушь! С тобой все в порядке. Пришлось вылить. Я сейчас не пью. Долго ли продержался бы, стой оно рядом и улыбайся мне? Неизвестно. Я дал себе зарок не опускаться больше до уровня животных, которые выпивают. Видишь ли, у моей будущей жены твердые воззрения на этот счет, и я не хочу рисковать. Соблазн – дело хорошее, но не на собственном столике. Тебе, папа, пришла недурная мысль поставить вино туда, но…

– Что? Я вина не приносил.

– А я думал, такие услуги входят в твои обязанности. Разве не дворецкий снабжает благородных и достойных? Ладно, не важно. Сейчас оно увлажняет почву под окном. Соблазн с моего пути устранен. Как-то лучше без соблазнов. – Джимми взглянул на часы. – Так. Пожалуй, что и пора. – Он подошел к окну. – Внизу ждет машина. Думаю, это Джерри. Приступай, папа. Да, кстати, скажи-ка Огдену, что ты от такого Бака Маджиниса. Последний раз его похищал именно Бак, и между ними завязалась крепкая дружба. Главное для визитера – достойные рекомендации.

– Однако! – Крокер-старший кинул в зеркало последний взгляд. – Встреть я себя на пустынной дороге, напугался бы!

Приоткрыв дверь, он прислушался. Откуда-то дальше по коридору доносился приглушенный храп.

– Третья дверь налево, – напомнил Джимми. – Третья! Посчитай. Смотри не перепутай!

Толстеньким привиденьем Крокер выскользнул в темноту, и Джимми тихонько прикрыл за ним дверь.

Запустив своего покладистого родителя на стезю преступления, он выключил свет и вернулся к окну. Высунув голову на улицу, он на минутку отдался романтическим мечтаниям. Какая тихая ночь! Сквозь деревья огромными светляками светили фары. Ниже по реке задумчиво прогудел пароход.

Какая прелесть! Джимми мог бы стоять тут вечно, уносясь в мечтах, но он знал, что пора идти в библиотеку. Ему выпало закрыть стеклянные двери за отцом и Огденом, и он намеревался пока что спрятаться на галерее. Главное – не допустить, чтоб его заметил Огден.

Прикрыв дверь, Джимми спустился вниз. В доме не было и признака жизни. Все замерло. Он разыскал лестницу и полез на галерею.

Там было пыльно. От запаха старой кожи Джимми задыхался. Он осторожно сел на пол, прислонился головой к нижней полке и стал гадать, как продвигается беседа между Эдом и его жертвой.