Джим Джармуш: Интервью - [88]
Ваше знакомство с RZA, автором саундтрека к фильму, состоялось уже позже?
Я думал, что RZA был бы идеальным автором музыки, еще до того, как сел писать сценарий. Но проблема заключалась в том, что я не был знаком с RZA. И только когда фильм был уже снят, мне удалось его найти, показать ему черновую версию фильма и уговорить его сотрудничать. Не знаю почему, но он согласился.
Сюжет вашего фильма похож на истории, которые можно встретить в текстах Wu Tang Clan.
Интересная мысль. Мне нравились Wu Tang с момента их возникновения. Я люблю смешение стилей, мне нравится их увлечение фильмами о боевых искусствах. Они обращаются к восточной философии, и RZA тоже. Как-то раз в разговоре со мной он заметил: «Знаешь, мои песни немного похожи на фильмы, а твои фильмы — на песни». Мы считаем, что наше сотрудничество дало хороший результат. Хотя мы занимаемся очень разными вещами, мы тем не менее хорошо понимаем творчество друг друга и в наших мировоззрениях очень много общего.
Такое впечатление у что темп фильма повлиял на саундтрек и музыка RZA стала более спокойной.
Да, но это впечатление обманчиво, потому что, если вы послушаете инструментальные треки RZA, где нет текстов, вы убедитесь, что некоторые из них написаны в медленном темпе. В них есть острота, но они как бы приглашают к визуализации. В них есть какой-то необычный, призрачный ритм. RZA одним из первых стал использовать сэмплы струнных инструментов, например скрипок. Сейчас все подражают RZA, вот почему он стал Bobby Digital В его инструментальной музыке есть что-то поэтичное и кинематографическое одновременно. Если вы послушаете трек Рэквона «IceCream», единственную старую вещь, которую мы использовали в фильме, вы услышите, что она очень медленная.
Панорамные съемки в начале очень медленно вводят зрителей в действие фильма. Очевидно, так задумано, чтобы создать ту самую призрачную атмосферу, о которой вы говорили, чтобы ввести нас в мир Пса-призрака?
Ну, я не сказал бы, что это было спланировано заранее. Мы с Джеем Рабиновицем, моим монтажером, начали монтировать фильм. Мы всегда внимательно относимся к материалу, он должен сам сказать нам, что из него получится. Я знаю, это звучит странно, но все же... Я предпочитаю не втискивать материал в заранее установленные рамки, а позволить ему раскрыться. Нам очень понравилось начало фильма, где зритель знакомится с Псом-призраком. Вы смотрите на него с высоты птичьего полета, потом следуете за ним по пятам, когда он угоняет машину и едет по ночному городу. Этот мир, по которому он странствует, и образует атмосферу фильма. Если бы этот фильм снимался в крупной киностудии, там бы мне не разрешили сделать такое, говоря вашими словами, «медленное вступление», но нам сразу понравилась атмосфера этой сцены. Музыка, которую слушает Пес-призрак — это трек Killah Priest. Текст у них очень мощный, в нем отражены многие темы, которые присутствуют в фильме. Мы просто экспериментировали с материалом.
В фильме есть переклички с традиционными сюжетами комиксов. Подобно членам Wu Tang Clan, которые создают себе множество двойников и масок, у Пса-призрака тоже есть своя история, к которой вы обращаетесь в фильме. У него в прошлом была сильная душевная травма, которая заставила его пойти этим путем.
Ну да, почти как в «Бэтмене»: «Почему Бэтмен стал Бэтменом?» Вы правы, здесь присутствует этот элемент.
Но я не хотел включать в фильм всю предысторию Пса- призрака. Мы с Форестом сочинили его биографию целиком, но она не предназначена для зрителей. Мне кажется, есть что-то унизительное в том, чтобы объяснять, почему кто-то стал таким, какой он есть. Я включил в фильм только один флэшбек. Поэтому этот прием напоминает комиксы. Нам дали один намек, и это все, что мы знаем о прошлом героя. Но на самом деле мы так и не узнаем, почему он стал самураем, почему для него так важна эта книга, что изменило его жизнь. Правда, в фильме есть намеки на его прошлое. В его жилище есть портрет девушки, это часть его прошлого, но я не хотел все объяснять зрителям. Я хотел, чтобы они столкнулись с ним и вошли в его мир. В фильме есть только один флэшбек, который повторяется дважды. Когда об этом эпизоде вспоминает Пес-призрак, мы видим, что парень целится в Пса, но его убивает Луи. А по версии Луи, этот парень целился в самого Луи, и тот его застрелил. Такой вот «Расёмон».
Когда вы впервые узнали о книге «Хагакурэ»? И как она помогла вам в работе над образом Пса-призрака?
Еще до начала работы над фильмом я прочел несколько книг по этой теме; я не собирал материал для фильма, просто мне было интересно. Я прочел книгу под названием «Кодекс самурая», которую написал настоящий самурай. Еще я читал «Книгу пяти колец» и тому подобное. Когда я начал писать сценарий [«Пса- призрака»], приятель дал мне почитать «Хагакурэ», которая по форме понравилась мне больше остальных книг, потому что она состоит из небольших афоризмов, которые отделены друг от друга маленькими рисунками. Английский перевод этой книги едва ли сопоставим с оригиналом — в оригинале шестьсот или даже восемьсот страниц. Книга касается всех без исключения жизненных ситуаций, с которыми может столкнуться самурай, там есть все — от философии до бытовых вещей: как готовить пищу, как строить дом, как часто чистить доспехи и меч. Забавно, что внешнее оформление текста в этой книге повлияло на форму моего фильма. В книге афоризмы разделены небольшими рисунками. Похожим образом я использую цитаты из «Хагакурэ», чтобы отделить друг от друга эпизоды фильма. Так что даже визуальный облик этой книги определил структуру картины.
«Спасибо, господа. Я очень рад, что мы с вами увиделись, потому что судьба Вертинского, как никакая другая судьба, нам напоминает о невозможности и трагической ненужности отъезда. Может быть, это как раз самый горький урок, который он нам преподнес. Как мы знаем, Вертинский ненавидел советскую власть ровно до отъезда и после возвращения. Все остальное время он ее любил. Может быть, это оптимальный модус для поэта: жить здесь и все здесь ненавидеть. Это дает очень сильный лирический разрыв, лирическое напряжение…».
«Я никогда еще не приступал к предмету изложения с такой робостью, поскольку тема звучит уж очень кощунственно. Страхом любого исследователя именно перед кощунственностью формулировки можно объяснить ее сравнительную малоизученность. Здесь можно, пожалуй, сослаться на одного Борхеса, который, и то чрезвычайно осторожно, намекнул, что в мировой литературе существуют всего три сюжета, точнее, он выделил четыре, но заметил, что один из них, в сущности, вариация другого. Два сюжета известны нам из литературы ветхозаветной и дохристианской – это сюжет о странствиях хитреца и об осаде города; в основании каждой сколько-нибудь значительной культуры эти два сюжета лежат обязательно…».
«Сегодняшняя наша ситуация довольно сложна: одна лекция о Пастернаке у нас уже была, и второй раз рассказывать про «Доктора…» – не то, чтобы мне было неинтересно, а, наверное, и вам не очень это нужно, поскольку многие лица в зале я узнаю. Следовательно, мы можем поговорить на выбор о нескольких вещах. Так случилось, что большая часть моей жизни прошла в непосредственном общении с текстами Пастернака и в писании книги о нем, и в рассказах о нем, и в преподавании его в школе, поэтому говорить-то я могу, в принципе, о любом его этапе, о любом его периоде – их было несколько и все они очень разные…».
«Ильф и Петров в последнее время ушли из активного читательского обихода, как мне кажется, по двум причинам. Первая – старшему поколению они известны наизусть, а книги, известные наизусть, мы перечитываем неохотно. По этой же причине мы редко перечитываем, например, «Евгения Онегина» во взрослом возрасте – и его содержание от нас совершенно ускользает, потому что понято оно может быть только людьми за двадцать, как и автор. Что касается Ильфа и Петрова, то перечитывать их под новым углом в постсоветской реальности бывает особенно полезно.
В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Вуди Аллен — отец-основатель жанра интеллектуальной комедии и один из наиболее знаковых персонажей современного кинематографа, постановщик таких признанных кинохитов, как «Все, что вы всегда хотели знать о сексе, но боялись спросить», «Любовь и смерть», «Энни Холл», «Манхэттен», «Пурпурная роза Каира», «Пули над Бродвеем», «Проклятие нефритового скорпиона», «Матч-пойнт», «Сенсация», «Мечта Кассандры» и многих других (к настоящему моменту — больше тридцати фильмов). С самого начала своей режиссерской деятельности он предпочитал сниматься в главной роли сам — и создал себе в кино легко узнаваемый имидж очкастого «умника, невротичного ньюйоркца и вечно рефлексирующего интеллигента, срочно нуждающегося в психоаналитике.
Чарльз Буковски — выдающийся американский писатель и поэт, давно ставший культовой фигурой во всем мире; лучшим поэтом Америки называли его Том Уэйтс и Жан Жене. Буковски всегда имел бóльшую популярность в Европе, чем в США, и в одной Германии прижизненный тираж его книг перевалил в сумме за два миллиона. Тексты его, несмотря на порой шокирующий натурализм, полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности, а образ рассказчика, алкаша и бабника, во многом автобиографичен (столь же автобиографичен поставленный по сценарию Буковски фильм Барбета Шрёдера «Пьянь» с Микки Рурком и Фэй Данауэй в главных ролях) и вызывает у российского читателя неизбежные ассоциации с другим знаменитым изгоем — Сергеем Довлатовым.
Он ворвался в кинематограф 90-х годов неожиданно, словно вынырнув из-под прилавка видеопроката, и первыми же киноработами сумел переписать стандартную формулу голливудского успеха. Он — эмблема поколения режиссеров, не снимающих, а скорее стреляющих при помощи кинокамер, которые призваны заменить пистолеты. Иронически пересмотрев мифологию криминального жанра, он оригинально соединил в своих фильмах традиции независимого и мейнстримового кино. Он ввел моду на крутой, отвязный, брутальный стиль самовыражения, который стремительно и неизбежно перекочевал с экрана в реальную жизнь.