Джим Джармуш: Интервью - [87]
Вопрос № 8: Повлияли ли на ваше творчество комедийные актеры?
Конечно, очень многие. Мой любимый режиссер всех времен — Бастер Китон, он не просто комик, он великийрежиссер и актер. Его юмор удивительно человечен. Чарли Чаплин мне тоже нравится, но ему далеко до Бастера, Китона, талант которого я безмерно уважаю.
Мне очень нравятся братья Маркс, хотя во многих фильмах братьев Маркс читается совершенно отвратительный расистский подтекст и есть еще какие-то вещи, которые меня раздражают. Я понимаю, что это дух той эпохи. Но комедийное чутье само по себе у братьев Маркс совершенно невероятное. Вспоминаю газетную статью о раковом больном, которого считали неизлечимым. Он все время смотрел фильмы братьев Маркс, и у него наступила ремиссия. Этот человек уверен, что своим спасением он обязан братьям Маркс.
Еще один прекрасный актер — это Ленни Брюс. Мне нравится итальянский комик Тото. Я люблю Криса Рока. Иногда нравится Джордж Карлин, а иногда Эдди Мерфи. Одним из величайших комедийных актеров был Ричард Прайор. Есть один фильм Стива Мартина, он называется «Мое второе Я»; это очень смешной фильм, Стив Мартин бывает невероятно смешным. Сейчас появилось очень много комедийных актеров. Задолго до того, как он начал сниматься в кино, Стив Бушеми вместе с еще одним актером, Марком Буном-младшим, выступал в нью-йоркских клубах, в Нижнем Ист-Сайде. Они делали небольшие полутеатральные-полуюмористические скетчи, настоящие шедевры.
Вопрос №9: Пытались ли вы перестать снимать «фильмы Джима Джармуша»?
Знаете, я особо не анализирую собственное творчество. Меня совершенно не интересует, что такое «фильм Джима Джармуша». Я простой парень из Акрона, который учится снимать кино, я просто двигаюсь от фильма к фильму. Это не суеверие. Просто мне не нравится оглядываться назад — и в творчестве, и в жизни. Я знаю Роберта Олтмена и знаю, что он любит пересматриватьсвои старые фильмы, любит показывать их знакомым. Я немного завидую ему, потому что он по-настоящему любит свои фильмы, гордится ими, они для него как дети. Я тоже отношусь к своим фильмам как к детям, просто я отправляю их в военное училище. (Смех в зале.)
Вопрос № 10: В фильме «С унынием в лице» вы играете человека, который курит свою последнюю сигарету. А сами вы пытались бросить курить?
Вообще-то я не считаю себя заядлым курильщиком. (Смех в зале.) Вы меня обижаете. Меня попросили сниматься в этом фильме. У Пола Остера была мысль ввести в фильм героя, который хочет бросить курить, и он обратился ко мне. Я сам написал большую часть своих реплик, но текст основывался на реальном разговоре, который состоялся у нас с Полом. А насчет того, пытался ли я бросить курить, — знаете, в кино ведь все понарошку. (Смех в зале.) Там стоит камера, актеры все делают не по-настоящему.
Вопрос №11: Какова судьба вашего проекта, осуществлению которого помешали съемки «Мертвеца»?
Кое-что из него вошло в сценарий «Мертвеца», так что я не собираюсь к нему возвращаться.
Вопрос № 12: Как вы прокомментируете тот факт, что «Мертвеца» запретили в Австралии?
Мне все это показалось очень странным, потому что фильм запретили из-за эпизодической сцены, в которой девушка под пистолетом делает минет. Я не знаю, что они по этому поводу подумали, — в этой сцене герой идет по городу, повсюду смерть и запустение, следы губительного воздействия цивилизации. Меня удивляет, что кто-то мог подумать, будто фильм все это оправдывает. Мне и в голову не могло прийти, что «Мертвеца» могут воспринять как фильм, пропагандирующий оральный секс под угрозой оружия. (Смех в зале.)
Вопрос № 13: Чем вам так правятся фильмы Лки Каурисмяки?
Это один из моих любимых режиссеров. Мне очень нравятся его фильмы. Мне нравится их простота. Мне нравится их сдержанный юмор и грусть. Этот режиссер постоянно ограничивает себя, и в этом его сильная сторона. Я сам пытался этому научиться. Фильмы Каурисмяки кажутся мне очень трогательными.
В одном из его фильмов, «Ариэль», парень с девушкой лежат в постели и курят после секса. Девушка спрашивает: «Это значит, что ты будешь любить меня вечно?» И парень отвечает: «Да». (Смех в зале.)
Восток и Запад. Крис Кэмпион / 2000
Сокращенная версия интервью была опубликована: Dazed & Confused, №64, 2000, April. Печатается с разрешения автора.
Как родился замысел фильма «Пес-призрак»?
Точно не могу сказать, потому что я все делаю наоборот. У меня была какая-то смутная идея, но по-настоящему все началось с моего желания поработать с Форестом Уитакером. Я стал придумывать героя, через которого Форест мог бы показать качества, которые я очень ценю в нем. Прежде всего это сочетание мягкости и суровости в его характере. Так что все началось с образа главного героя. Я решил, что это должен быть воин, в котором вместе с тем очень сильно духовное начало, — таким образом, Уитакер сможет раскрыть обе стороны своего характера. Я вспомнил о самурайской культуре. В отличие от западных воинов, которых обучали только военному делу, восточные воины, в том числе и самураи (точнее, китайские монахи из Шаолиня), являются к тому же священниками и учителями. Хотя самураи — не священники, их воспитание включает в себя духовное совершенствование. Все это очень заинтересовало меня. Потом я решил, что главным героем будет этакий современный Дон Кихот, человек, который соблюдает древний, давно забытый кодекс чести. Я начал записывать интересные мысли, как это обычно делаю, и в конце концов собрал их воедино и стал смотреть, что из этого можно сделать.
«Спасибо, господа. Я очень рад, что мы с вами увиделись, потому что судьба Вертинского, как никакая другая судьба, нам напоминает о невозможности и трагической ненужности отъезда. Может быть, это как раз самый горький урок, который он нам преподнес. Как мы знаем, Вертинский ненавидел советскую власть ровно до отъезда и после возвращения. Все остальное время он ее любил. Может быть, это оптимальный модус для поэта: жить здесь и все здесь ненавидеть. Это дает очень сильный лирический разрыв, лирическое напряжение…».
«Я никогда еще не приступал к предмету изложения с такой робостью, поскольку тема звучит уж очень кощунственно. Страхом любого исследователя именно перед кощунственностью формулировки можно объяснить ее сравнительную малоизученность. Здесь можно, пожалуй, сослаться на одного Борхеса, который, и то чрезвычайно осторожно, намекнул, что в мировой литературе существуют всего три сюжета, точнее, он выделил четыре, но заметил, что один из них, в сущности, вариация другого. Два сюжета известны нам из литературы ветхозаветной и дохристианской – это сюжет о странствиях хитреца и об осаде города; в основании каждой сколько-нибудь значительной культуры эти два сюжета лежат обязательно…».
«Сегодняшняя наша ситуация довольно сложна: одна лекция о Пастернаке у нас уже была, и второй раз рассказывать про «Доктора…» – не то, чтобы мне было неинтересно, а, наверное, и вам не очень это нужно, поскольку многие лица в зале я узнаю. Следовательно, мы можем поговорить на выбор о нескольких вещах. Так случилось, что большая часть моей жизни прошла в непосредственном общении с текстами Пастернака и в писании книги о нем, и в рассказах о нем, и в преподавании его в школе, поэтому говорить-то я могу, в принципе, о любом его этапе, о любом его периоде – их было несколько и все они очень разные…».
«Ильф и Петров в последнее время ушли из активного читательского обихода, как мне кажется, по двум причинам. Первая – старшему поколению они известны наизусть, а книги, известные наизусть, мы перечитываем неохотно. По этой же причине мы редко перечитываем, например, «Евгения Онегина» во взрослом возрасте – и его содержание от нас совершенно ускользает, потому что понято оно может быть только людьми за двадцать, как и автор. Что касается Ильфа и Петрова, то перечитывать их под новым углом в постсоветской реальности бывает особенно полезно.
В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Вуди Аллен — отец-основатель жанра интеллектуальной комедии и один из наиболее знаковых персонажей современного кинематографа, постановщик таких признанных кинохитов, как «Все, что вы всегда хотели знать о сексе, но боялись спросить», «Любовь и смерть», «Энни Холл», «Манхэттен», «Пурпурная роза Каира», «Пули над Бродвеем», «Проклятие нефритового скорпиона», «Матч-пойнт», «Сенсация», «Мечта Кассандры» и многих других (к настоящему моменту — больше тридцати фильмов). С самого начала своей режиссерской деятельности он предпочитал сниматься в главной роли сам — и создал себе в кино легко узнаваемый имидж очкастого «умника, невротичного ньюйоркца и вечно рефлексирующего интеллигента, срочно нуждающегося в психоаналитике.
Чарльз Буковски — выдающийся американский писатель и поэт, давно ставший культовой фигурой во всем мире; лучшим поэтом Америки называли его Том Уэйтс и Жан Жене. Буковски всегда имел бóльшую популярность в Европе, чем в США, и в одной Германии прижизненный тираж его книг перевалил в сумме за два миллиона. Тексты его, несмотря на порой шокирующий натурализм, полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности, а образ рассказчика, алкаша и бабника, во многом автобиографичен (столь же автобиографичен поставленный по сценарию Буковски фильм Барбета Шрёдера «Пьянь» с Микки Рурком и Фэй Данауэй в главных ролях) и вызывает у российского читателя неизбежные ассоциации с другим знаменитым изгоем — Сергеем Довлатовым.
Он ворвался в кинематограф 90-х годов неожиданно, словно вынырнув из-под прилавка видеопроката, и первыми же киноработами сумел переписать стандартную формулу голливудского успеха. Он — эмблема поколения режиссеров, не снимающих, а скорее стреляющих при помощи кинокамер, которые призваны заменить пистолеты. Иронически пересмотрев мифологию криминального жанра, он оригинально соединил в своих фильмах традиции независимого и мейнстримового кино. Он ввел моду на крутой, отвязный, брутальный стиль самовыражения, который стремительно и неизбежно перекочевал с экрана в реальную жизнь.