Джихад. Экспансия и закат исламизма - [135]
Египетский режим, как и алжирский, выиграл войну, развязанную против него в 1992 году радикальным исламистским течением. Он начал с ликвидации основы народной поддержки «Гамаа» в Имбабе, затем поймал ее на склонности к терроризму, которая чем дальше, тем больше отталкивала от радикалов широкие слои населения. Он также позаботился о том, чтобы не допустить воссоединения исламистского движения, к которому могла бы привести деятельность Посреднического комитета в начале 1993 года. Затем режим систематически срывал попытки «Братьев-мусульман» выступать в качестве политического представителя набожной буржуазии, ставя эту организацию вне закона и не оставляя никаких шансов на создание партии «центра», которое шло вразрез с притязаниями власти на объединение средних классов. Режим смог успешно реализовать антиисламистскую программу, поскольку воспользовался благоприятной экономической конъюнктурой, сложившейся после войны в Заливе, — это помогло Египту списать часть своего внешнего долга, а эмигранты, шокированные многомесячным бездействием кувейтских банков, начали размещать свои капиталы в египетских банках. Политика приватизации и модернизации экономики способствовала появлению нового слоя предпринимателей, которые за 10 лет изменили облик египетской буржуазии больше, чем за всю посленасеровскую эпоху. Власти рассчитывали, что рост богатства приведет к тому, что социальные интересы средних слоев возобладают над их идеологическими склонностями и что эти слои будут способствовать процветанию страны, демонстрируя и финансируя благочестие, благоприятствующее политическому консенсусу, вместо того чтобы поддерживать оппозиционный ислам, представленный «Братьями-мусульманами». Отсюда — использование режимом многочисленных символов религиозности, которые прежде являлись «маркерами» воинствующего исламизма, гибридизация знаков и их превращение в товары — будь то шикарный хиджаб, обрамляющий напудренное личико, или подстриженная по последней итальянской моде бородка, или вечерние «сервированные столы» («маидат аррахман») в месяц Рамадан. Прежде над ними красовался лозунг «Братьев»: «Ислам — это решение!», сегодня они служат благотворительным дополнением к коммерческой рекламе предприятий или торговцев, которые устанавливают их перед своими заведениями.[357] Уподобляясь и здесь алжирскому режиму, египетские власти, судя по всему, рассчитывали, что исламизм можно «растворить» в рынке. Однако рынок способен побудить предпринимателей однажды сделать выбор в пользу политического плюрализма и подлинной демократизации, которых в обеих странах всё еще недостает.[358]
Глава 7
Проигранная война против Запада
Джихад был провозглашен (или активизирован) в Боснии, Алжире и Египте в том же 1992 году, когда из Пешавара возвращались закаленные в боях активисты. В Египте, как и в Алжире, боевики были уроженцами этих стран; в афганские лагеря они отправились в середине 80-х годов при негласном поощрении со стороны режимов,[359] не без удовольствия избавлявшихся от потенциальных возмутителей спокойствия. Зато в Боснии все «джихадисты» были иностранцами, в основном арабами, многие из которых были выходцами с Аравийского полуострова, в частности саудовцами. Так же и в Таджикистане, а с 1995 года — в Чечне арабские добровольцы играли важную роль в попытке превратить локальный конфликт в джихад.
То, что с 1992 года «салафиты-джихадисты», прежде сосредоточенные между Кабулом и Пешаваром, стали рассеиваться по всему миру, является исключительно важным феноменом. Этот процесс выражал стремительную экспансию радикального исламизма, вызывавшую энтузиазм ревнителей веры, которые всюду видели удары, наносимые по «безбожникам» и «отступникам» не только в мусульманских странах, но и на территории Запада. Теракт во Всемирном торговом центре в феврале 1993 года и война ВИГ против Франции были самыми наглядными проявлениями этого нового фронта, открытого уже на самой неприятельской территории. Однако сам насильственный характер этих акций, которые проводились группами террористов, не связанными с каким-либо социальным движением, но втянутыми в темные манипуляции, произвел эффект, противоположный ожиданиям их сторонников. Испорченным оказался в результате имидж всего исламистского движения, а не только его экстремистского крыла. Более того, даже те голоса, которые раздавались на Западе в поддержку прихода к власти «Братьев-мусульман» и других «умеренных» представителей религиозной буржуазии как единственной силы, способной, по мнению сторонников «Братьев», искоренить насилие, стали умолкать. Различать разнообразные направления внутри раздробленного отныне движения, отдавать одной из групп влияния предпочтение перед другой стало затруднительно.
Это постепенно привело западные государства к решению отказать в доверии всем «партнерам»-исламистам, усилив этим кризисы и процессы мутации в рядах движения.
Когда в апреле 1992 года Кабул перешел в руки коалиции партий афганских моджахедов, цель джихада — по крайней мере, теоретически — была достигнута. На руинах коммунистического режима было создано исламское государство, хотя оно и пребывало в состоянии хаоса до тех пор, пока «талибский порядок» постепенно не пришел ему на смену. У международных и арабских «джихадистов» уже не было причин оставаться в Афганистане, тем более что американское давление подталкивало к роспуску военной силы, ставшей неуправляемой. Тысячи боевиков возвратились в свои страны. Однако многие были лишены такой возможности, поскольку большинством арабских государств «афганцы» были восприняты как угроза, к тому же усилился пограничный контроль. Они образовали своего рода демобилизованную армию. Не имея паспортов, ища места, где можно воевать, или убежища, они пошли на службу к тем, кто давал им деньги и обеспечивал проезд из одной точки земного шара в другую.
