Джеймс Поттер и проклятие Привратника - [176]

За кулисами Грэхем и Джейсон усердно крутили педали, из зрительного зала раздались аплодисменты и редкие выкрики. Бутафорский флаг хлопал от порывов усилившегося искусственного ветра, огромный разрисованный фон убрали, заменив изображением неба, затянутого тучами.

Спектакль продолжался, несмотря на некоторую путаницу, множество забытых строк и пропущенных реплик – Карри предупреждала их, что так оно и будет, но зрители вряд ли это заметят. Когда настал его черед, Грэхем выскочил на сцену красный, как рак, и с выпученными глазами. Он так боялся забыть свою единственную реплику, что прервал говорившего и ответил на вопрос, который ему не успели задать. Том Сквалус, пытаясь придать хоть какой-то смысл своей дальнейшей речи, забормотал быстро и бессвязно. Грэхем тем временем, облегченно улыбаясь, оглядел зрительный зал и едва сдержался, чтобы не помахать родителям.

Немногим позже Эшли Дун с таким энтузиазмом изобразила Болотную Ведьму, что из зала послышался детский плач. И наконец во время магического поединка на мечах между Треем и Донованом, который проходил в воздухе и стал возможен благодаря сложной системе веревок и блоков, Джеймс, с азартом отражая выпад соперника, выронил меч. Тот, звякнув, упал на пол, а оба мальчика, на мгновенье потеряв дар речи, уставились вниз. Но тут Джеймс с приливом вдохновения снял с пояса ножны и победоносно помахал ими над головой. Ной ухмыльнулся, и поединок закончился тем, что меч оказался в ножнах под смех и улюлюканье зрителей.

И вот настал кульминационный момент третьего акта. Король был мертв, Донован повержен, а Трей, смертельно раненный, но цепляющийся за жизнь, был спасен Астрой от сонного зелья Болотной Ведьмы. В замок ударила молния, и он озарился пламенем, уничтожаемый магической бурей. Теперь Джеймс ясно понимал, почему эта история зовется трагедией. Он, хромая, передвигался по сцене, увлекаемый Петрой к гигантским бутафорским воротам. Ворота раскачивались из стороны в сторону усилиями Ральфа и Сабрины. Джейсон и Грэхем снова крутили педали ветродуйной машины; при помощи колеблющегося света прожекторов имитировали ревущее пламя и вспышки молний. Джеймс театрально споткнулся на пути к воротам.

– Еще немного! Мы почти пришли, – умоляла Петра, опускаясь на одно колено рядом с Джеймсом. – Пусть замок обречен, зато жива надежда! О, Трей, проклятию ее не погубить.

Джеймсу было жарко в костюме, он потел, и его лицо драматично блестело. Он слабо улыбнулся Петре и приблизился к ней.

– Я проклял вовсе не надежду, – с трудом выговорил он и закашлялся. – Не дрогнул я от гнева моря и сокрушил мощь колдуна. Я проклял всех с единой целью – взглянуть еще хоть раз в глаза любимой. Что есть надежда? Я жизнь провел на баррикадах, но разве это жизнь? Пускай сам Бог встряхнет сей мир, чтоб погубить его, моя любовь и верность будут целы. Иди, любимая, оставь меня: я смерть встречаю с миром.

– Прошу тебя, мой милый, – Петра рыдала так искренне, что Джеймс был впечатлен смесью ярости и отчаянья, которые она вложила в эти четыре слова. – Я месяцы и годы молилась о тебе одном: в моих мечтах пристанище отчаянной любви! Тебя я не покину, не проси. Мне сердце разобьет несбыточность мечты!

– Так подари мне доказательство своей любви, – твердо сказал Джеймс, с трудом вставая и увлекая Петру за собой. – Один лишь поцелуй, чтоб отдалить дыханье смерти!

Петра колебалась, ее глаза блестели, и Джеймс был впечатлен ее игрой. В тот миг он был рад, что эту сцену они никогда не репетировали вместе, потому как был уверен: искра могла возникнуть лишь однажды. Петра склонилась к нему, все еще сжимая его правую руку. Она закрыла глаза. Свет стал меркнуть и ветродуй заработал в полную силу, растрепав ей волосы. Джеймс тоже закрыл глаза, уже не боясь промахнуться, как вдруг резкая боль пронзила его лоб. Никогда она еще не была настолько сильной. Он отпрянул, рывком высвободил свою руку из ладони Петры и прижал ко лбу. Свет моргнул и погас, сцена погрузилась в непроглядную тьму.

Однако ветродуйная машина не отключилась. Более того, она заработала сильнее, чем когда-либо. Поток воздуха сбил Джеймса с ног, и мальчик упал, по-прежнему держась рукой за лоб. Раздался долгий, зловещий скрежет и оглушительный треск. Джеймс смутно осознал, что он чудом избежал удара от рухнувших бутафорских ворот.

– Петра! – закричал он, тщетно пытаясь встать. На сцене возникло какое-то движение, но даже сейчас ветродуй продолжал работать. Что-то было не так. Зажглись палочки, повсюду метались рабочие сцены, стараясь удержать оставшиеся декорации. Он поднялся на колени, пытаясь разобраться в происходящем.

– Выключи его! – закричал кто-то в отчаянии.

– Не могу! Он работает сам по себе!

– Он разваливается! Берегись!

Неожиданно прожекторы вновь озарили сцену, ослепив Джеймса. В тот же миг раздался пронзительный звук, и ветродуй загремел. Одна из лопастей оторвалась, полетела в воздух и порвала полотно с нарисованными башнями. Потерявшая равновесие машина затряслась и опрокинулась. Все, кто был на сцене, кинулись врассыпную, а ветродуйная машина рухнула на пол и наконец утихла.