Джеймс Бонд: Официальная биография агента 007 - [4]

— То есть подвергать цензуре?

— Ну зачем сразу такие грубые слова? История этого сотрудника очень интересна, и все мы гордимся ею. Я бы даже сказал, что это один из самых потрясающих феноменов в нашей работе. Не исследуя его полностью, невозможно понять, насколько он замечателен.

Я не ожидал от Уркхарта такого красноречия, а поэтому попросил его быть более конкретным.

— Ах, простите, — ответил тот. — Я думал, вы меня понимаете. Я предлагаю вам написать полную историю жизни Джеймса Бонда. Если вы согласитесь на это, то получите необходимое сотрудничество со стороны нашего отдела. Вы сможете встретиться с его коллегами. И конечно же, увидитесь с Бондом лично.

*

Позже я узнал, что в планах Уркхарта было нечто большее, чем казалось поначалу. Он был сложным человеком, а годы, проведённые им в шпионской деятельности, сделали его ещё и скрытным. Оказалось, что в настоящий момент Бонд переживал довольно трудный период своей жизни. За последний год он перенёс какое-то сложное заболевание, которое сделало невозможным его активную работу в отделе. Болезнь привела его к моральному и физическому упадку сил, какой порой случается у слишком загруженных работой людей, и они сдают свои позиции уже в среднем возрасте. Прошлым сентябрём Бонд больше месяца провёл в военном госпитале Короля Эдварда VII, под чужим именем (под каким именно — я так и не узнал). Лечился он по поводу острого гепатита, и в настоящее время находился в стадии выздоровления. Как полагается в таких случаях, тяжёлых нагрузок ему следовало избегать. Врачи настаивали на том, что для полного выздоровления Бонд должен был всецело посвятить себя физическому и умственному отдыху — как от работы, так и от лондонской зимы. Сам Бонд, однако, мыслил иначе.

Он говорил, что был уже здоров, и требовал разрешения вернуться на службу. Коллеги, казалось, поддерживали его, но Джеймс Мэлони — невропатолог и старый друг Бонда — советовал ему повременить. А чтобы Бонд не скучал во время своего выздоровления, он посоветовал сотрудникам придумать для него такое занятие, которое бы его не слишком обременяло. «В случае с печенью вас убивает не болезнь, — говорил он, — а кровавая скука».

Удивительно, но М., редко когда понимавший простых смертных, сейчас принял довольно необычное решение этой проблемы.

Одним из людей, которых он уважал в огромном мире Секретной службы, был сэр Уильям Стивенсон, так называемый «тихий канадец», некогда успешно руководивший филиалом британской разведки в Нью-Йорке в годы войны. В последнее время этот миллионер-пенсионер жил на верхнем этаже роскошного отеля на Бермудах. И Бонд, и Флеминг знали его хорошо. «Почему бы Бонду, — предложил М., — не съездить к нему? Там он смог бы поплавать, пострелять, и ходить под парусами, сколько ему захочется». Сэр Джеймс одобрил идею Бермуд, добавив, что будет также полезно занять чем-то и ум.

Тогда один из преподавателей Оксфорда и по совместительству историк Секретной службы высказал идею предложить Бонду написать мемуары. «Бонд? Мемуары? — скептически усмехнулся М. — Да я у него нормального отчёта не мог получить после задания.» Здесь Уркхарт и предложил отправить на Бермуды меня. «Вот увидите, они сработаются, — сказал он. — В результате историк получит нужную ему информацию, а я и Хопкинс будем избавлены от беспокойства за то, что кто-нибудь сможет выудить у Бонда несанкционированные сведения». «И вы позволите этому писателю всё это издать?» — недоверчиво спросил М. «Если он этого не сделает, — ответил Уркхарт, — то в ближайшее время этим обязательно займётся кто-нибудь из журналистов. А так это будет замечательная возможность описать вашу личность, личность Флеминга и 007 в удобном для нас виде. Утрём нос оппозиции».

Уркхарт чувствовал, что М. был восприимчив к лести — как и большинство стариков. С некоторой неохотой он согласился. И вот я лечу к Бермудам. Их огни уже замерцали далеко внизу в темноте. Как будто не очень верилось, что скоро я увижусь с самим Джеймсом Бондом. Вскоре шасси коснулось посадочной полосы. Перед нами лежал Гамильтон. Выход из самолёта казался началом мечты: пальмы и гибискус, тёплый ароматный воздух. Я уже начинал завидовать новобрачным. Следуя за ними, я чувствовал себя выделяющимся на их фоне и ужасно одиноким. Уркхарт и Лондон казались мне сейчас очень далёкими. Уркхарт сказал, что в аэропорту меня встретят. Я не спросил его, кто. Я даже не знал адреса, куда мне следует идти.

Когда я показал свой паспорт таможеннику, тот посмотрел на меня подозрительно, а потом просигнализировал кому-то стоящему сзади. Ко мне тут же направилась симпатичная темнокожая девушка, улыбнулась и сказала, чтобы я прошёл за ней — к выходу — туда, где темнокожий таксист уже укладывал мой багаж в «Кадиллак» золотистого цвета. После меланхоличного приветствия он открыл для меня заднюю дверь, а потом повёз вдоль моря. Моя попытка заговорить с ним не увенчалась успехом. Тогда я спросил его, куда мы едем. «Увидите, — ответил он. — Скоро прибудем».

Мы ехали по дороге, окружённой пальмами и отражающимися от моря огнями, и, проехав через высокие ворота, оказались перед отелем, выдержанным в старинном стиле. Розовые стены, белые ставни, колонны по бокам от дверей. В освещённом бассейне плавали отдыхающие, некоторые сидели на террасе. Швейцар в цилиндре и жёлтом жилете взял мой скромный багаж и направился к лифту.