Джентльмены - [27]

— Поросеночек мой молочный, — отзывался Генри, хватая даму за бочок, от чего та с визгом вскакивала.

Меня от этого воркования изрядно мутило, и я предпочел скрыться. Но голос Салли, дающей Генри ценные указания и наставления о ведении хозяйства, проникал через две закрытые двери.

— Ох уж эти холостяки… — повторяло эхо.

Через некоторое время разговоры утихли, хлопнула дверь, затем другая. Они прокрались в спальню Генри, и спустя несколько минут голос валькирии раздался снова.

— О-о-о, Генри-и-и… О… О… — Страстные выкрики доносились через четыре закрытые двери.

Господа продолжали упражняться еще пару часов, пока Салли не засобиралась домой. Я к тому времени успел расположиться в библиотеке, не найдя иного способа справиться с похмельем. Но пока квартиру оглашали страстные вопли Салли Сирен, это было не так-то просто — несмотря на включенное радио.

Наконец, голова Салли, обильно орошенная лаком для волос, показалась в дверном проеме:

— Пока-пока, мышонок Клас! — И она исчезла, ублаженная любовником Генри Морганом.

Когда в квартире вновь воцарился покой, Генри-сибарит вошел ко мне, чтобы сообщить, что он влюблен, по уши влюблен. Он даже выглядел моложе, несмотря на бессонную ночь, был гладко выбрит, а мешки под глазами словно смыло обильными поцелуями Салли.

— И имя у нее такое красивое, — сказал Генри. — Салли Сирен… — несколько раз повторил он, словно пытаясь вернуть вкус ее поцелуев. — Я хочу посвятить ей песню, — заявил влюбленный, осторожно закрывая дверь. — Симпатичную песенку, — скромно добавил он в коридоре.

Я изначально с недоверием отнесся к страсти Генри. Салли Сирен была слишком резкой, и я полагал, что речь идет о мимолетном увлечении, по прошествии которого моему другу предстояло, очнувшись от морока, горько пожалеть о своих словах, деяниях и обещаниях, данных этой непростой особе.

К обеду Генри написал песню «Счастливая Салли Сирен». Услышав легкую, воздушную мелодию и кокетливый перебор аккомпанемента, я никак не мог соотнести их с недавно промчавшимся по нашей квартире хлопотливым торнадо средней весовой категории в длинном платье с блестками, в туфлях на высоком каблуке и при полном макияже.

— Хорошая песня, — сказал я. — Очень хорошая песня. Только, может быть, слишком романтичная. Салли, она… твердо стоит на земле, обеими ногами, так сказать…

— Не надо, Клас, — разочарованно протянул Генри. — Зачем ты все время сгоняешь меня с небес на землю?

— Вовсе не сгоняю. Может быть, у меня просто похмелье?

Генри со стоном опустился возле рояля, глубоко вздохнул, и я понял, что дело сделано: он плакал, уткнувшись лицом в скрещенные на рояле руки, тихо и смиренно всхлипывая. Клавиши между «до» и «фа» намокли.

Я сел на софу и тоже вздохнул. Черное солнце раскаяния и сожаления взошло над похмельной долиной стенаний.

— Прости, что я такой нечуткий, — попросил я. — Мог бы и поделикатнее, конечно…

Генри кивнул.

— Иногда мшш… стиливи… — всхлипывал Генри, не отрываясь от рояля.

— Не могу разобрать ни слова.

Генри поднял голову и посмотрел в окно на грязно-серую улицу. Затем повернулся ко мне, и я увидел на лице следы слез.

— Иногда можно сделать вид, — повторил он. — Можно же просто притвориться.

— Конечно, — согласился я.

Достав чистый и выглаженный носовой платок, Генри высморкался и внезапно улыбнулся.

— Они такие жестокие! — Он шмыгнул носом. — Они невыносимо прямые и честные…

— Кто?

— Салли сказала, что она замужем и любит мужа и детей больше всего на свете. Она не лгала, я видел, что она говорит правду. Нет, черт меня дери, я больше никогда не буду влюбляться. Впрочем, я и не влюблялся, а просто сделал вид — освежить воспоминания. Так давно не влюблялся…

— У меня то же самое, — сказал я. — Чертовски давно.

Генри снова принялся бренчать на рояле, гораздо более сдержанно, спокойно и без притворной радости. Как если бы Моцарт попробовал играть блюз. Теперь музыка Генри звучала более искренне; я прилег на софу, закрыл глаза и стал слушать.

— In the mood for Maud,[17] — тихо запел он. — In the mood for Maud, — взвыл он, как настоящий черный король блюза.

Я сразу понял, что он снова исчезнет на время. Что он сбежит уже вечером. Салли Сирен лишь напомнила ему о Любви.

Вновь настало время прилежно трудиться в заповеднике, который мы попытались создать в нашем доме: несколько часов за печатной машинкой, несколько часов на раскопках и тихие прохладные осенние вечера перед камином. Я совершенно добровольно придерживался этого расписания те несколько дней, что Генри пропадал у Мод.

Время от времени я спускался в подвал. Была смена Грегера и Биргера, а они работали крайне мало, все больше препираясь и потягивая десертное вино. Биргер как раз писал новую поэму и потому не мог сосредоточиться на работе. Грегер возил тачку.

— Жить ведь тоже надо, — сказал мне Биргер однажды вечером. — Работая, тоже надо жить, так?

Я согласился.

— Вот Грегер — он простой человек, — сказал Биргер, когда товарищ скрылся с полной тачкой. — Немного наивный, но отличный парень. Он всегда придет на помощь, понимаешь? Всегда. Но он простой человек.

— А мне не доводилось встречать простых людей, — сказал я.