Джентльмен с Медвежьей речки - [80]

И он исполнил пляску войны с кручением свиного хвоста, разогревая себя на подвиг американской, испанской и индейской руганью.

— Остынь, дядюшка Джеппард, — строгим. голосом сказал я. — Этот парень слегка тронутый, вот он и принял Дэниеля Уэбстера за дикого кабана вроде тех, что водятся в Англии, Африке и прочих странах. Он не замышлял ничего плохого.

— Ничего плохого, говоришь?! — дядюшка так и кипел от злости. — А как же насчет Дэниел Уэбстера, у которого теперь хвост короче, чем у кролика? Это как, а?

— Хорошо, — говорю. — Вот тебе золотая монета в пять долларов — плата за хвост твоего борова, чтоб он сдох! И оставь Пемброка в покое!

— Золотом не купишь оскорбленной чести — гордо ответил дядюшка, однако цапнул монету, что голодный бифштекс. — Так и быть, на этот раз я не стану смывать обиду кровью. Но знай, что отныне я не спущу глаз с этого маньяка и в случае чего позабочусь, чтобы он больше не калечил мои окорока! — И с этими словами дядюшка Джеппард зашагал прочь, невнятно бормоча угрозы себе в бороду.

А я поспешил обратно к Пемброку. Я застал его за оживленной беседой с мисс Маргарет, которая только что одолела подъем. Судя по всему, прогулка пошла ей на пользу: щеки учительницы разрумянились, в глазах поблескивали живые огоньки. Давненько я не видел свою невесту в таком приподнятом настроении.

— Невероятно! — говорил Пемброк. — В эдакой глуши встретить такую девушку!

— Не более, чем встретить здесь такого джентльмена, как вы, — несколько взволнованно отвечала, она.

— Ну, для спортсмена забираться в дебри — дело обычное.

Они были так заняты друг другом, что не замечали ничего вокруг. Поэтому мне пришлось вмешаться:

— Все в порядке, Пемброк. Я не нашел вашу дичь, зато видел ее хозяина.

Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом и говорит:

— Дичь? Какую такую дичь?

— Кабана, — говорю, — которому вы из своего слоновьего ружья отстрелили хвост. И когда в следующий раз вам попадется как бы дикий кабан, то имейте в виду, что в горах Гумбольдта они не водятся и что у вас на мушке беконный хряк дядюшки Джеппарда. Так что лучше не стреляйте.

— О да, разумеется! — рассеянно ответил он и снова повернулся к мисс Маргарет.

Я поднял его ружье, по недомыслию брошенное шагах в пяти, и сказал:

— Ну ладно, Пемброк, уже поздно. Пора идти. К темноте до папашиного дома нам не добраться, так что остановимся у дядюшки Сола Гарфильда.

Я уже говорил, что на горе Апачей люди понатыкали свои жилища чуть не друг на друга. Дом дядюшки Сола стоял у самого подножия, но от него до Билла Кирби, где жила и столовалась мисс Маргарет, не было и трехсот ярдов. Прочие дома облепили речку выше по течению.

Я предложил Пемброку и мисс Маргарет спуститься в селение, а сам отправился за лошадьми.

Я догнал их уже у дверей Кирби. Мисс Маргарет вошла в дом, и я увидел, как в ее комнате зажегся свет. Она привезла с собой масляный светильник — вещь, доселе невиданную на Медвежьей речке, мы как-то привыкли обходиться свечами и сосновыми лучинами. А еще она навесила на окна куски материи, называя их занавесками. Представляете? Говорю вам, у этой девушки были такие шикарные повадки, что и вообразить нельзя!

Мы прошли дальше, к дому дядюшки Сола: я вел в поводу лошадей, Пемброк — рядом. Вдруг слышу, он глубоко вздохнул и говорит:

— Изумительное создание!

— Вы о Дэниеле Уэбстере?

— Да нет же! — говорит. — С чего вы взяли? Я о мисс Девон.

— Это вы в самую точку, — говорю. — Она будет мне прекрасной женой.

Он повернулся ко мне так, точно я пырнул его ножом, в сумерках отчетливо выделялось его бледное перекошенное лицо.

— Вашей женой? — хрипло выдавал он. — Вашей женой?!

— Ну да, — говорю я, рдея от гордости. — Правда, она не сказала еще последнего слова, но ставлю что угодно, своим сердцем уже не владеет.

— О-о! О-о-о! — застонал он, как от зубной боли. Потом утихомирился и нерешительно так меня спрашивает: — А что бы вы могли предпринять, если, предположим, просто предположим, знаете ли, что найдется еще один соискатель на ее несравненные достоинства?

— Вы хотите сказать, если какой-нибудь грязный скунсов сын задумает украсть мою девушку?! — И я так круто повернулся к гостю, что тот аж отскочил от неожиданности.

— Украсть мою девушку?!! — взревел я. От одной этой мысли мои глаза застил красный туман. — Да я… Да я…

Слова повыскакивали у меня из головы. Я вырвал с корнем молодую сосенку, переломил ее об колено, а обломки забросил за реку.

— Вот самое малое, что я с ним сделаю! — прорычал я, тяжело дыша.

— Благодарю вас, — слабым голосом промолвил гость. — Теперь у меня имеется четкое представление о последствиях. — Больше он не сказал ни слова, и остаток пути мы проделали в гробовом молчании. Наконец впереди показался дом дядюшки Сола. Хозяин стоял на пороге в желтом свете, падавшем из открытой двери, и пятерней перелопачивал черную бороду.

На следующее утро Пемброк уже не проявлял к медведям прежнего интереса.

Он заявил, что от долгого сидения в засаде, хождения и беготни по горе Апачей у него разболелись мускулы ног. Сам я никогда прежде о таких штуках не слышал, но к тому времени уже порядком насмотрелся на всяких чужаков и разучился удивляться их выходкам. Просто на земле обитает такое особое племя неженок — и все. Я спросил, может быть, он хочет пойти порыбачить, и парень ответил, что хочет, и мы пошли.