Джентльмен - [24]

– Я понимаю твое состояние, Траян, – сказал полковник. – Не взломали замок, не ворвались как разбойники на дачу без санкции прокурора – все это абсолютно правильно. Но что может произойти на необитаемой даче за полдня, даже за день? Скажи, а сколько времени надо, чтобы туда добраться?

– Около двух с половиной часов.

– Пустяки. А сколько дней прошло с тех пор, как Кандиларов засек вертолет? Двадцать. И ты надеешься обнаружить какие-то следы? Полагаешь, что тот, кто их оставил (если оставил, а не замел своевременно, двумя неделями раньше), теперь, в нашу честь, непременно вернется на дачу. Зачем? Чтобы уничтожить эти следы? Кто пойдет на такой риск? А кроме того, откуда он узнает, что вы были там и проявили интерес к даче? Этот ваш местный – сторож Иван – предупрежден, что надо молчать?

– Киношники разве предупреждают?

– Та-а-ак… Допустим, версия с запиской принята. Версия с дачей тоже. Но зачем проникать внутрь дачи? Погоди, там ведь меняли обои, так?

– Кто его знает. Ивану говорили, что меняли.

– Прекрасно. Вот и убедились бы, заглянув в окна, меняли или нет.

– Да на окнах ставни! И закрываются они изнутри. К тому же дачу мы осматривали вместе со сторожем, как без него обойдешься… Но хоть теперь вы согласны, что надо осмотреть дачу изнутри? Одно дело, когда люди занимаются трубами, и совсем другое – когда трупами!

– Как думаешь, почему убили Кандиларова? Ради денег, которые он взял с собой на курорт? Ради сверхточных японских часов? Хоть он и был рядовым чиновником, но, кажется, имел немалые средства, если судить по его апартаментам.

– И я об этом думал, когда искал мотивы убийства. Однако даже сама формулировка – «Убийство с ограблением» – предполагает сначала убийство, а затем уже ограбление. Такова логика: убивают, чтобы ограбить. Здесь – иное. Время идет, Кандиларова где-то прячут, он исхитряется написать записку. Почему? Зачем? Потом его убивают. Да, его грабят – до или после убийства. Заодно, так сказать, чтобы добро не пропадало… А причина, как я понимаю, другая, не с целью ограбления.

– Вот слушал я тебя и думал. Владелец дачи – Бангеев…

– Цвятко Бангеев.

– Та-а-ак, фамилия достаточно характерная, редкая. Найти будет легко. Допустим, найдется. И что может выясниться после знакомства с ним?

– Прошлой ночью я ломал голову и над этим. Прорисовываются три возможности. Первая – он убийца или замешан в убийстве. Вторая – ничего общего не имеет с преступлением, и «братья» действительно клеили и ремонтировали. Третья – он их нанял для работы на даче, дал ключи, а они кроме обусловленного договором сварганили темное дельце. Совершили убийство. Для себя, так сказать, не ставя хозяина в известность.

– В любом случае будем выходить на след Цвятко Бангеева, – подытожил полковник. – Синий «москвич», «АВС» и все прочее. Любопытно, что он за птица.

– Товарищ полковник, – спросил напоследок Бурский, – а каково ваше решение относительно дачи?

– Вижу, не терпится тебе туда проникнуть, словно джинну обратно в бутылку. Послушай, это будет не раньше, чем мы получим разрешение прокурора. И самолично там не фантазируй. Договорились?

18 октября, пятница

Пока ехали в Пловдив, Бурский колебался, звать с собою Лилкова или действовать на сей раз официально. Полковник ничего не знал о приятеле Бурского. Стоило заикнуться на сей счет – пришлось бы выложить правду о его миссии «сценариста», а Цветанов ох как не любил самодеятельности. Вот и приходилось искать правильный ответ в одиночку. Именно в одиночку, потому что Шатев выяснял в Софии личность Бангеева, а Тодорчев да бай Минчо вряд ли помогли бы Бурскому «просчитать» тактику дальнейших действий.

Пока они толкались позавчера возле дачи, кинематографическую легенду еще как-то можно было оправдать. Но теперь пора, кажется, показать удостоверение. Другого пути нет. Какие уж тут киношники, если предстоят и обыски, и изымания вещественных доказательств в присутствии понятых, и допросы.

Прокурор – молоденький паренек – доводы Бурского выслушал с нескрываемым интересом и без проволочек дал санкцию на обыск. Что ж, нет худа без добра: можно было официально предупредить Ивана, чтобы молчал о том, что происходит на даче. Вот только не сообщил бы сторож Бангееву, что им интересуется следователь… Чудесному превращению Бурского из режиссера в следователя Иван, кажется, не удивился, только в конце разговора, намекая на позавчерашнюю встречу, обронил хитрую фразу насчет каких-то спортивного вида мужчин, которые иногда чуть-чуть подергивают плечом. Он явно давал понять, что заметил пистолет, который Бурский носил под мышкой, и Траян еще раз восхитился дьявольской наблюдательностью сторожа.

Эксперт бай Минчо и его помощник Марин были, по выражению Минчо, местными «многоцелевыми следопытами». На досуге они забавлялись открыванием самых разных замков и (правда, не всегда успешно) вскрытием сейфов.

В два счета разделавшись с висячим замком, они принялись за хитрый английский – древний, наверное, довоенный, много раз подвергавшийся насилию. Марин огорчился, что не мог открыть его по методу Остапа Бендера, поскольку недавно неосмотрительно срезал ноготь на мизинце. Легкость, с какой «следопыты» проникли в дом, наводила на мысль, что подобным же манером туда мог проникнуть кто угодно, что один из «смуглых братьев» мог показать Ивану любые ключи, не обязательно доверенные ему Бангеевым.