Джентльмен-капитан - [95]

Когда сир Коллум Макдональд вернулся в Ардверран, корабль Джаджа уже плыл на юг. Макдональд получил ранение при подавлении безнадёжного мятежа Гленкейрна непобедимыми войсками лорда–протектора. Слишком слабый, чтобы избить жену, что он сделал бы, находясь в здравии, Ардверран только бессильно злился. Её спасло тайное заступничество Макдональда из Килрина, единственного, кто знал, что произошло. Когда её положение стало заметно, он, опасаясь за неродившегося ребёнка, отправил весть Джаджу. Тот решил раз и навсегда разобраться со злобным сиром Коллумом Макдональдом — и во имя верности Кромвелю, и ради спасения своей возлюбленной и ребёнка. По её словам, рассказ Джаджа о том бое на артиллерийской батарее был вполне правдив. За исключением одной важной детали.

— Смерть Коллума не была достойной. Его батарея уже сдалась на милость победителю. Но Годсгифт Джадж твёрдо решил, что Макдональд из Ардверрана в этот день умрёт. Он казнил его, капитан. Во имя Республики. Однако, сказать по правде, это было наказанием за зло, причинённое мне, защита нашего неродившегося ребёнка. — Её глаза были мертвенно холодны, но я заметил в них слёзы. Они так и остались непролитыми. — Я простила ему то, что он сделал, капитан, — продолжала она. — И каждый прожитый день приношу ему за это безмолвную благодарность.

Она сказала, что корабль Джаджа оставался у них надолго, капитан увидел рождение собственного ребёнка, который был без вопросов принят в клан Дональдов как их новый глава, сир Иен, баронет Ардверрана. Для Джаджа, который знал, что ему не суждено будет видеть, как растёт сын, это, надо полагать, послужило значительным утешением.

До тех пор, пока на горизонте не появилось нечто гораздо большее.

Королевство для его сына.

Тот час в огромном зале замка Ардверран показался чем–то нереальным. Я застыл в кресле — ведь если даже мой разум не мог справиться с чудовищностью её слов, то что говорить о моих ногах? Она всё это время мерила зал шагами, ходила кругами вокруг меня, временами останавливалась так близко, что я мог рассмотреть чётки на её груди. Мы оба лишь говорили, и только. Я хотел правды, и потому мои вопросы были откровенными. Но я чувствовал, что ей нужны эти объяснения, что она хочет всё оправдать как для себя, так и для меня. Возможно, она тоже понимала, что при иных обстоятельствах, когда этот план ещё не свершился, отношения наследника Рейвенсдена и графини Нив могли сложиться иначе. Поэтому мы говорили с откровенной честностью людей, понимающих, что они недостаточно хорошо знают друг друга и никогда более не получат шанса узнать, поскольку больше не встретятся.

Я спросил, когда заговор впервые возник и чьими руками.

— Как большинство такого рода людей, воинов–пуритан, капитан Джадж видел в возвращении вашего короля конец всех своих ожиданий лучшего мира, конец всего, за что он сражался. Как многие, он признал поражение и, подчиняясь королевскому указу, с горечью принёс клятву верности и повиновения.

Я сам был тому свидетелем — лакеи, временщики и фанатики наперегонки бросились отыскивать покорного законника или клирика, чтобы засвидетельствовать свою вечную преданность церкви и королю. Странно думать, что Годсгифт Джадж смешался с толпой этого бесстыжего сброда.

— Поначалу он на самом деле пытался снискать расположение кавалеров. Но потом, когда увидел, с какой готовностью Карл Стюарт доверяет тем, кто совсем недавно сражался против него, и как слепо соглашается с примирением, то начал разрабатывать большой план. Он втайне написал мне, а я, в свою очередь, написала дядюшке. Всё это — замысел Джаджа, Мэтью, хотя деньги шли из Рима и Амстердама. А теперь у нас есть даже неявная поддержка Испании — благодаря идиотскому выбору португальской невесты для вашего короля, единственному браку из всех, который мог нанести смертельное оскорбление двору короля Филиппа. Да, Мэтью. Сын Годсгифта Джаджа станет лэрдом Островов, что послужит сигналом для начала восстания в Англии, дабы свергнуть вашего немощного короля. Вот как это будет.

Я всё ещё сопротивлялся, но уже чувствовал холодную хватку страха в собственном теле. Это выглядело абсурдно и в то же время вполне могло увенчаться успехом.

— Гленраннох будет против вас, — сказал я. — Я сам буду против вас.

— Но даже этот достойный генерал и его Кэмпбеллы не устоят против армии, которую мы вскоре соберем. Кроме того, дорогой Мэтью, поддержать нашу обретённую независимость скоро явится армия Нидерландов. Так что, сами видите, вас я не боюсь.

После этих слов она склонилась и поцеловала меня.

Нидерланды? Значит, всё зависит от них? А я знал голландцев. Что–то в ее словах было не так, но я не мог определить, что именно. Зная этот народ, зная их страну, я понимал, как хитро они всё это организовали. Моя жена из Нидерландов, её брат — капитан их корабля, Гленраннох служил у них генералом, я жил среди них…

Разумеется. Что ж, по крайней мере, я знаю всё необходимое.

Я снова собрался с силами и встал. Я смотрел на неё, такую высокую и изящную в свете огня, потом сдержанно поклонился, отдавая дань вежливости.