Джентльмен-капитан - [3]

Могучая волна ударила нам в правый борт и почти перевернула корабль, влача посудину над пучиной. Мы, должно быть, налетели на большую подводную скалу, потому что остов взревел в агонии, и я увидел, как стали расходиться доски палубы, когда раскололся киль. Фок–мачта рухнула с громким треском. Сила воды и отдача от столкновения корабля с сушей бросили Олдреда на ближайшую мачту, ту, что моряки зовут бизанью. Он обернулся вокруг нее, как лист бумаги, калеча хребет и внутренности. Помощник штурмана Уорсли принял на себя полный вес пушки, что не была принайтовлена как следует. Махина унесла его прочь с палубы, прямо к Создателю. Я видел всё это в свои, как я понимал, последние мгновения, когда мои ноги покинули палубу, и я ощущал лишь воду и ветер, а потом только воду.

Старые моряки на берегу Блэкуэлла расскажут вам, как жизнь проносится вспышкой перед глазами будущего утопленника, как души всех утонувших матросов земли всплывают, чтобы встретить его — без сомнения, под звуки барабана Дрейка, отбивающего призрачную гальярду, — приглашая на потусторонний берег. В тот день, когда погиб «Хэппи ресторейшн», я узнал об утоплении больше, чем любой смертный. Я не слышал барабан, не видел душ, плывущих мне навстречу, и жалкое недоразумение — двадцать один год моей жизни — не промелькнуло у меня перед глазами. Были только невыносимый шум, хуже мощнейшего бортового залпа в грандиознейшей из битв, и вопль, рвущийся из моей груди, жаждущей ещё хоть одного вдоха. Потом были лицо и рог единорога, и я понял, что мёртв.

— Хватайтесь, капитан, Боже Праведный, сэр, хватайтесь же!

Я снова открыл глаза, и единорог уставился на меня немигающим взглядом, подвластным лишь существам безмолвного леса. Кит Фаррел держал меня крепкой хваткой, другой рукой обхватив голову деревянного льва. Между нами лежали Арфа Ирландии, Флёр–де–лис Франции, восстающий лев Шотландии и шествующие львы Англии. Это было кормовое украшение. Каким–то образом гордая деревянная эмблема нашей страны откололась от корабля и стала нам плотом. Каким–то образом, в результате чудесного сочетания ветра и волн или брыканий Фаррела, мы попали в заводь между двумя скалами и застряли там, защищённые от самых сильных ударов шторма.

Я глотал воздух, будто амброзию, и цеплялся за моего единорога изо всех сил. Я взглянул на Фаррела — он смотрел куда–то мне за спину. Я повернулся, и эта картина стоит перед моими глазами и поныне, так же ярко, как в тот самый миг.

Последним, что увидел я от своего первого корабля, был его нос. Он взвился в воздух, и огромная волна толкала его ещё выше, к самим небесам. Новая носовая фигура — корона в дубовом венке, стала вдруг отчётливо видна в заходящем солнце, поскольку буря выдохлась, и небо начало светлеть. Затем последние порывы вынесли остов на западный берег, где тот рассыпался, как куча хвороста. Только что я видел тёмные фигурки, карабкавшиеся, как муравьи, вверх по палубе, вверх к носовой фигуре. Удар о скалы сбросил одних в море, других — в зубы берегу. Последние из команды погибли. Корабль его величества «Хэппи ресторейшн», ранее «Лорд–протектор», погиб.

Я вижу эту картину во снах, спустя долгие годы, так же ясно, как в тот октябрьский день. Я до сих пор вижу ее и всё считаю потери. Больше сотни душ, утонувших или разбившихся о камни. Бог знает, сколько жён стало вдовами, сколько сирот попало на улицы. Всех их обрекли на забвение мои невежество, нерешительность и гордыня.

Спустя несколько часов мы, закутавшись в одеяла, сидели на скамейках перед пылающим огнём. Мы находились в казарме старого форта Якова на западном побережье гавани Кинсейл. После крушения «Хэппи ресторейшн» осталось двадцать девять выживших. Из офицеров — только Кит Фаррел и я. Губернатор Кинсейла был внимателен и полон сочувствия, посылая нам в угощение бадьи с бульоном и кувшины со жгучим ирландским напитком, и то и другое одинаково жгло и обдирало горло. Однако провизия послужила своей цели, и чувствительность постепенно вернулась к моим членам, щёки запылали и, наконец, я снова мог говорить.

Я набрал в легкие воздуха.

— Мистер Фаррел, — сказал я. — Спасибо.

Наверное, стоило сказать больше. Этот человек, мой ровесник, спас мне жизнь, возможно, спас гораздо больше, чем он когда–либо сможет себе представить: судьбу графства, по меньшей мере. Но мои горло и лёгкие горели от шторма, морской воды и щедрости губернатора, и у меня не хватало духа для речей. К тому же, честно говоря, я не решался в тот момент излить душу: одному Богу известно, какие глубины тоски и вины могли бы тогда открыться. Похоже, Кит Фаррел это понимал. Он выпрямился на скамейке. С трудом выговаривая слова, как только что я, он сказал:

— Это всё кормовое украшение, сэр. Его снесло той же волной, что смыла нас с палубы. — Потом он улыбнулся, будто заметил что–то забавное, и продолжил: — Чертовы профаны, капитан. Продажные, как римский кардинал. Старые нагели подсунули, видимо. Чтобы можно было отнести новые, закупленные для работы, на рынок в Саутуорке и продать. Дептфордские корабелы, сэр. Жулики, все до одного. Когда вернулся король, корабль встал на ремонт на верфи в Дептфорде, с него сняли герб Кромвеля и поставили королевский.