Джентльмен-капитан - [2]
Всё усиливающийся ветер налетел в новом мощном порыве и сорвал человека с перекладины, которую те, кто разбирается в подобных вещах, назвали бы фор–марса–реем. Матрос замахал руками на могучую бурю, и долю секунды казалось, что он воплотил мечту древних — научился летать. Потом ветер унёс его навстречу новой огромной волне, и он пропал. Тем временем Фаррел и Олдред переругивались о рифах и курсах, левентиках и штагах, всё это звучало в моих ушах тарабарщиной.
Кит Фаррел начал выходить из себя.
— Будьте вы прокляты, Олдред, вы погубите нас всех!
Он повернулся ко мне.
— Капитан, Бога ради, прикажите ему спуститься под ветер! У нас слишком мало места для манёвра, что бы там ни болтал Олдред. Если мы возьмём рифы на всех парусах и отвернём от основного курса, то можем снова выйти в открытое море или пройти вдоль берега до Коув–оф–Корк или Милфорда. К северу будут гавани полегче, капитан!
Неуверенность накрыла меня, как саван.
— Нам приказано прибыть в Кинсейл…
— Сэр, но не рискуя же кораблём!
И всё же я сомневался. Олдред начал рявкать команды в рупор. После восьми месяцев в море, четыре из них в качестве капитана этого корабля, я уже имел смутное представление о теории и практике смены галса. Я вспомнил полупьяное и относительно терпеливое объяснение Олдреда: «Ни один корабль не способен идти прямо против ветра, капитан, или круче шести румбов к нему с обеих сторон. Чтобы подниматься навстречу ветру, нужно двигаться зигзагами. Как гребень, сэр, как зубья гребня. Продвигаемся вдоль зубьев до конца гребня». Я видел это достаточно часто, но никогда при ветре прямо из вздувшейся утробы самого ада.
Кит Фаррел наблюдал за людьми на мачтах и реях, сражавшимися с теми немногими парусами, что не были ещё, как это называется, зарифлены, и одновременно пытавшимися избежать судьбы своего товарища, нашего Икара. В перерывах между гигантскими волнами, что били меня, тащили, слепили и вышибали дух, я продолжал беспомощно лицезреть всю эту деятельность. Я видел только, как промокшие люди тянут и отпускают промокшую ткань в хаотичном порядке. Фаррел, взращенный на море с девяти лет, видел другую картину.
— Слишком медленно, капитан, ветер заходит слишком сильно и быстро — слишком много салаг, слишком много парусов, чтобы все убрать или взять рифы даже с лучшей командой, и корабль слишком стар, слишком валок.
В мгновенный просвет в стене ливня и брызг я разглядел чёрный берег графства Корк, намного ближе, чем за минуту до того. Волны, неожиданно выросшие до высоты наших мачт, с жутким грохотом разбивались о камни. Я провёл рукой по мокрым слипшимся волосам: шляпу и парик давно унесло ветром.
Олдред бормотал смесь проклятий и приказов, со всё возрастающей долей первых. Фаррел снова повернул ко мне лицо, красное от хлёстких ударов ливня.
— Капитан, мы налетим на камни, в этом нет сомнений — мы не сможем сменить галс, только не теперь! Святые небеса, прикажите ему лечь под ветер, сэр!
Я открыл рот, потом закрыл его. Я был капитаном корабля и мог приказывать штурману, но практически ничего не знал о море. Штурман управлял движением корабля и прокладывал курс. Джон Олдред был одним из опытнейших штурманов в военно–морском флоте. Я не знал ничего, и капитаном стал всего четыре месяца назад. Но Джон Олдред был выжившим из ума пьяницей и ещё долго валялся без памяти в своей каюте, когда вдруг налетел этот шторм. Я не знал ничего, но был джентльменом. Джон Олдред, даже трезвый, был всего лишь подслеповатым стариком. Я не знал ничего, но был братом графа. Я рождён, чтобы командовать. Я капитан. Фаррел не сводил с меня молящего, заклинающего взгляда. Я не знал ничего, но занимал должность капитана «Хэппи ресторейшн».
Я уже приготовился приказать Олдреду увалиться под ветер, как научил меня Кит, и снова открыл рот.
— Мистер Олд… — начал я.
Огромная волна, чудовищнее всех прежних, разбилась о борт. Я захлопнул рот лишь на толику позже, чем следовало, и около галлона или больше солёной воды хлынуло мне в горло. Мой рост сыграл против меня, человек пониже смог бы устоять. Корабль качнулся, я оступился и заскользил по палубе на спине. Фаррел поднял меня, и ещё несколько мгновений я приходил в чувство. Я отхаркивал соленую воду, потом меня вырвало. До меня донеслись слова Фаррела, очень тихие:
— Слишком поздно, капитан, мы покойники.
Мучимый позывами к рвоте, я открыл глаза. Матросы высоко на реях спускались вниз со всей Богом им данной скоростью и падали — как я с ужасом видел. Несколько оставшихся парусов свободно трепыхались, как бельё на верёвке. Олдред, уцепившись за леер, уставился на берег. Губы его шевелились, но за рёвом ветра и жутким грохотом воды, бьющей о камни, я почти ничего не мог расслышать. Фаррел опять подхватил меня, и, шатко пробираясь сквозь бурю, я разобрал слова Олдреда.
— Помилуй меня, Господи, ибо немощен я, исцели меня, Господи, ибо сотряслись кости мои…
Шестой псалом Давида. Древние слова приносили утешение, как я понимал, в этот момент моей смерти, и я осознал, что повторяю их за Олдредом, неслышимый в грохоте волн, собравшихся, наконец, раздавить нас. «Ибо нет среди мёртвых того, кто помнит Тебя: а во аде кто прославит Тебя? Устал я от стенания моего; каждую ночь омывать буду ложе моё, слезами моими постель мою орошать. Смутилось от гнева око моё…»
Мистический детектив о таинственном Храме Судьбы. Путь туда указать мог Джа-лама, объявивший себя в начале ХХ века вернувшимся воплощением князя Амурсаны — великого воина и величайшего предателя в истории монгольских народов. Джа-лама — единственный из смертных, кто вернулся из Храма живым. Эта книга — рассказ о том, как в схватку за контроль над Храмом Судьбы вступили величайшие эзотерики 20 века. Джон Маккиндер — отец науки геополитики, Хаусхофер — выдающийся немецкий ученый и барон Унгерн.
Конец XIX века. Северный провинциальный городок. При загадочных обстоятельствах исчезает одно очень важное лицо. Для расследования этого необычного дела из столицы отбывает на пароходе генерал Виссарион. В то же время к месту событий спешат повозки итальянского цирка «Марио и Жези» и юный естествоиспытатель Дюнас на воздушном шаре. Вскоре все они прибудут в этот таинственный городок и станут героями не простой, а детективной истории.
В 1903 году две женщины — Амелия Сэч и Энни Уолтерс — были казнены в Лондоне за детоубийство.Прошло тридцать лет, и Джозефина Тэй решила написать роман о печально знаменитых «губительницах младенцев».Однако работа по сбору материала внезапно прервалась.Буквально в двух шагах от элитного лондонского ателье, где собирается весь модный свет, совершено жестокое двойное убийство юной модистки Марджори Бейкер и ее отца Джозефа.Поначалу Арчи Пенроуз, которому поручено расследование, склоняется к самому простому объяснению случившегося.
Иуда… Предатель, обрекший на смерть Иисуса Христа.Такова ОФИЦИАЛЬНАЯ ВЕРСИЯ, описанная в Евангелиях.Но… ПОЧЕМУ тогда ВЕКАМИ существует таинственная секта ИУДАИТОВ, почитающих предателя, как святого?!Молодой ученый, изучающий иудаитов, по случаю покупает и вскоре теряет старинную книгу духовной поэзии — и оказывается впутан в цепь ЗАГАДОЧНЫХ СОБЫТИЙ.За книгой охотятся и странный коллекционер, и агент Ватикана, и представители спецслужб.ЧТО ЖЕ скрыто в этом невинном на первый взгляд «осколке прошлого»?!
Прибрежный округ Пэнлай, где судья Ди начал свою государственную службу, совместно управлялся судьёй как высшим местным гражданским чиновником и командующим расквартированными здесь частями имперской армии. Пределы их компетенции были определены достаточно чётко; гражданские и военные вопросы редко пересекались. Впрочем, уже через месяц службы в Пэнлае судья Ди оказался втянут в чисто армейское дело. В моей повести «Золото Будды» упоминается большая крепость, стоящая в трёх милях вниз по течению от Пэнлая, которая была возведена близ устья реки, дабы помешать высадке корейского флота.
Жадные до власти мужчины оставляют своих возлюбленных и заключают «выгодные» браки, любым способом устраняя конкурентов. Дамы, мечтающие о том, чтобы короли правили миром из их постели, готовы на многое, даже на преступления. Путем хитроумнейших уловок прокладывала дорогу к трону бывшая наложница Цыси, ставшая во главе китайской империи. Дочь мелкого служащего Жанна Пуассон, более известная как всесильная маркиза де Помпадур, тоже не чуралась ничего. А Борис Годунов, а великий князь и затем император российский Александр Первый, а княжна Софья Алексеевна и английская королева Елизавета – им пришлось пожертвовать многим, дабы записать свое имя в истории…
Лорд Люсьен Сен-Клер, герой войны с Наполеоном, красавец, щеголь и покоритель женщин, легко вскружил голову подопечной лорда Карлайна, прекрасной мисс Грейс Хетерингтон. Но и Сен-Клер был покорен красотой девушки, ее прямодушием и искренностью. Впрочем, у него не было серьезных намерений в отношении Грейс, разве что добавить ее в качестве интересного экземпляра к его донжуанскому списку. Судьбе было угодно, чтобы ночью Люсьен по ошибке попал в спальню Грейс, и в самый неподходящий момент туда же заглянула леди Карлайн.
Гейбриел Фолкнер, герой войны, аристократ и красавец, неожиданно для себя унаследовал графский титул, огромные капиталы и… трех незамужних дочерей прежнего графа. Взвесив все за и против, новоиспеченный граф Уэстборн решает жениться на одной из них. Девицы, однако, отказывают ему. Более того, младшие сбежали из родового поместья, а старшая, леди Диана, без его разрешения явилась в Лондон. Гейбриел понимает, почему три его подопечные повели себя таким образом. Причина — в его прошлом. И вдруг Диана неожиданно соглашается стать его женой.
Ханна Мэллой, выросшая в богатой респектабельной семье, оказалась на улице, где не было не только комфортабельных отелей и шикарных магазинов, но и даже булыжных мостовых с аккуратными тротуарами и уличным освещением. Однако привел сюда девушку не злой рок, а непокорный нрав — она сбежала из-под венца, покинув буквально у алтаря ненавистного жениха, выбранного отцом, чтобы упрочить и без того процветающий семейный бизнес. Понимая, что отец не сдастся и наймет лучших сыщиков, чтобы вернуть беглую дочь, Ханна решает вступить в фиктивный брак.
Заключительная часть трилогии – «Черный тополь» – повествует о сибирской деревне двадцатых годов, о периоде Великой Отечественной войны и первых послевоенных годах.