Джентльмен Джек в России. Невероятное путешествие Анны Листер - [105]
Екатерина запиралась от мужа в кабинете, читала запоем, выписывала понравившиеся места из исторических романов и непростых ученых трудов по филологии, археологии, востоковедению. Кое-что сочиняла и ежевечерне изливала душу дневнику. Душа у Лачиновой была мятежной. Она не желала мириться с ролью послушной супруги и фарфоровой бальной куклы. И семья, и большой свет были ей одинаково чужды. Она желала свободы. Но развод супруг не давал. И Лачинова придумала выход – путешествия. «Она путешествует повсюду, совершенно свободно, надолго оставляет своего мужа. Может свободно поехать на месяц в Москву. Или сперва отправиться в Кахетию, а уж потом в Москву. Через Варшаву мчит в Вену, из Вены – во Флоренцию и Рим. А зиму проводит в Неаполе».
На Кавказе, где супруг получил пост генерал-интенданта, Екатерина близко сошлась с декабристами – Владимиром Толстым и Евдокимом Лачиновым, смелым героическим братом своего тусклого мужа. И, словно кошка, влюбилась в сорокалетнего ловеласа Александра Бестужева, тоже декабриста, разжалованного в рядовые. В горах тот не скучал – бился с лезгинами и крутил смелые любовные интриги с дамами, среди которых были и жены высокопоставленных лиц. Между военными стычками и амурными победами он похвально занимался литературой и писал хулиганские письма своему брату-увальню Павлу. В них подробно, в сочных офицерских выражениях описывал, когда, что и с кем он делал. И пока влюбленная кошка, Екатерина Петровна, ждала нового тайного свидания со своим декабристом, Бестужев признавался Павлу, что женщины – его болезнь, что он «может пользоваться дамами самого свежего жанра» и иметь сразу полдюжины, но нынче, увы, довольствуется «одной лишь генеральшей Лачиновой, прекрасивой, кокетливой дамой-писательницей, муж которой уехал в экспедицию».
Екатерина Петровна, не знавшая об этих эпистолярных откровениях, предавалась с повесой пылкой страсти и вдохновенно работала над сочинением о Кавказской войне, замыслив посвятить его Бестужеву. Она уже вчерне набросала канву, придумала главных героев и теперь прорабатывала ключевые сцены. «Сейчас она пишет большой исторический труд, но в форме романа. Я спросила, почему же она отказалась от высокого научного жанра. Лачинова ответила, что она боится критики. К тому же составлять исторические записки – это большая ответственность, нужно много изучать, много знать. В то время как роман – жанр более легкий и менее требовательный. Главное – иметь хороший стиль и легкую манеру изложения. Она сказала, что когда станет старше, то, возможно, покинет большой свет, посвятит себя науке и примется за большой исторический труд, соберет записки и мемуары русских офицеров, погрузится в архивы. И напишет работу, которая, она уверена, будет очень интересной». Это были не пустые слова. Через несколько лет после разговора по душам с малознакомой, но симпатичной и всепонимающей англичанкой Лачинова издала под мужским псевдонимом Хамар-Дабанов роман «Проделки на Кавказе», иронично и легко описав тяжелые грехи военной бюрократии, колоритный быт горцев и страдания ссыльных офицеров.
Портрет А. А. Бестужева-Марлинского. Акварель Н. А. Бестужева
Живя в Тифлисе и вынужденно терпя мужа, Екатерина много путешествовала. Изъездила Грузию вдоль и поперек, добралась до Эривани, знала каждый камень древнего Тифлиса и, услышав, что англичанки собираются на Святую гору, предложила их сопровождать.
На Мтацминду поехали вчетвером – Анна, Энн, Лачинова и поручик Владимир Толстой, друг мятежной щеголихи. На дрожках долетели к подножию Святой горы, но дальше пришлось подниматься пешком по крутой, вившейся зигзагом дорожке, по которой, разувшись и сжав в руках крест, брели бледнолицые печальные женщины. Они шли к тому месту, где некогда жил святой Давид и теперь стояла церковь, и там коленопреклоненно просили – кто о суженом, кто о рождении долгожданного чада, кто о взаимной любви. И все плакали. Пожалуй, это было самое романтичное и грустное место Тифлиса.
«Дул сильный ветер, когда мы поднимались. Мадам Лачинова очень устала и задыхалась. Церковь маленькая. Увидели там небольшой коврик, сделанный мадам Головиной и подаренный церкви. Обошли два дома паломниц – с виду похожи на армянские хаты. Пилигримы часто здесь отдыхают и спят – мы увидели двух мирно дремавших паломниц, вероятно утомленных подъемом на гору. Есть поверие, что тот, кто сможет укрепить камень на стене церкви, должен загадать желание, и оно непременно сбудется. Ничего сложного – нужны лишь аргиллитовый глинистый камень и сила рук. Конечно же, у меня и поручика Толстого это получилось. Увидели гробницу господина Грибоедова, русского посла в Тегеране, убитого разъяренной толпой во время мятежа в 1829 году. Пробовали воду из местного источника – прекрасная. И любовались видами».
Там, наверху, Лачинова рассказала им одну историю. Три года назад ее друг Бестужев заказал на могиле Грибоедова панихиду по убитому на дуэли Пушкину. Когда иерей протяжно запел «упокой души боляр Александра и Александра», Грибоедова и Пушкина, Бестужев вдруг понял, что и он тоже «болярин Александр», и в тот момент остро почувствовал, что жить ему осталось недолго. Через три месяца он погиб в стычке с горцами. Каждый раз, когда Лачинова поднималась сюда, она вспоминала эту панихиду, своего неисправимого ловеласа и говорила о нем с нежной, трогательной щемяще-женской грустью. Лачинова была ему многим обязана: «
