Джентльмен что надо - [86]

Снова наступила гнетущая тишина, и в хрустальном шаре не видно было ничего: глаза провидицы вглядывались в руку, спокойно лежавшую на поручне рядом стоящего кресла. Дженис вспоминала, как сегодня вечером, до его появления, прихорашиваясь и одеваясь у себя в комнате, она предвкушала в лучшем случае вечер с легким флиртом, в худшем – просто обмен светскими сплетнями. А тут вдруг воспоминания унесли ее к тем далеким дням, когда она испытывала безумную, неодолимую страсть, и теперь она смотрела в этот хрустальный шар, чтобы узнать дальнейшую судьбу любимого человека, хотя все это время желала одного: обнять его замечательное, разрушенное годами тело, разгладить морщины на его лбу своими поцелуями, которые она сберегала для него на протяжении всех этих тридцати шести лет.

Дженис с трудом отвела глаза от его руки и вернулась к предмету, который держала в своей руке.

В комнате снова довольно надолго воцарилась тишина, пока тот же отстраненный голос не произнес:

– Ваши люди доберутся до прииска. Вы никогда его не увидите, вы будете тяжело больны, очень тяжело. Затем…

Ралей наклонился к ней, почувствовав, как вся она напряглась. Дженис вдруг широко открыла рот, ужас застыл в ее глазах. Одной рукой она накрыла шар бархатным лоскутом, другой, вскочив на ноги, схватилась за горло, страшно побледнела, задохнулась и не могла произнести ни слова.

– Бог милостивый, – наконец пробормотала она, – я, конечно, согрешила, но разве можно так наказывать за этот грех?

– Что с вами? Что вы там увидели?

При звуках его голоса она уронила руки и опустила глаза, чтобы скрыть поразивший их ужас.

– Да ничего такого, – невнятно произнесла она, -ничего, что касалось бы вас. Это обо мне. Я увидела там себя безотносительно к вам.

Он сразу понял, что она хочет разуверить его в чем-то.

– Что вы там видите? Вы должны сказать мне.

Но Дженис уже взяла себя в руки, и следующая порция лжи, произнесенная ее побелевшими губами, звучала гораздо убедительнее.

– Это не касалось вашей судьбы. Клянусь Богом. Я случайно отвлеклась, думала найти там ваше будущее, а увидела свое. Я больше никогда не возьму в руки этот противный шар.

Она взяла со стола серебряный колокольчик и стала неистово вызванивать слугу. Тот, словно джинн из бутылки, тут же предстал перед ней, и Дженис отрывисто приказала:

– Принеси вина, и немедленно.

В ожидании возвращения слуги она взяла в руки шар и, открыв окно, выбросила его куда-то в темноту.

– Простите меня, пожалуйста, – сказала она, – ни к чему было испытывать судьбу. Но мы ведь не позволим этой ерунде испортить нам вечер, не так ли?

Дженис изобразила улыбку на лице и, когда вино прибыло, разлила его по бокалам твердой рукой и сказала:

– Мой тост – за ваш прииск. Пусть он оправдает все ваши надежды.

– И за нашу встречу, она оказалась куда лучше всего, на что я надеялся, – ответил Ралей.

Дженис снова опустилась в свое кресло, пододвинув его поближе к Ралею. Что-то чуть-чуть изменилось в манере ее поведения.

– Вы когда-нибудь вспоминали обо мне?

– Часто. – И это в некотором смысле было правдой: когда бы он ни вспоминал тот свой марш из Бэлли в Корк, перед его глазами всегда возникали ужин в замке и обе женщины – леди Рош и ее дочь, напоминавшие ему марионеток в той маленькой драме.

– Мне это приятно слышать, – сказала Дженис, – ведь я так часто думала о вас и гадала, удастся ли мне когда-нибудь снова увидеть вас. Но никогда не могла представить себе, что это случится именно так.

Ей никогда не приходило в голову, что годы могут так изменить его, превратить его черные волосы в седые, наградить его хромотой и почти неподвижной рукой. Ее жизнь была такой незыблемой и спокойной, что годы обошлись с нею мягко. Немного незначительных морщинок вокруг глаз, которые при улыбке становились виднее; два-три седых волоса, которые ничего не стоило выдернуть из блестящих, темных локонов. Разница в возрасте между ними была в тринадцать лет, что в юности воспринимается как большой разрыв, а с годами уже не так ощущается. И тем не менее она видела перед собой глубокого старика. И обреченного человека. Потому что она не допускала ошибки в том, что сцена, появившаяся в затуманившейся глубине хрустального шара, знаменательна и правдива. Теперь не только юношеское обожание терзало ее сердце. Ею овладело желание утешить его, защитить, спасти. И ей не оставалось ничего другого, как протянуть к нему руки, согреть его лежавшую на ручке кресла холодную, бесчувственную руку своими теплыми руками.

– Так вы должны исполнить поручение короля?

– На этом построены все мои надежды. А что? В вашем шаре вы видели наше поражение?

– О нет. Но вы заболеете. Очень сильно заболеете, а это будет так далеко, и вокруг вас будут одни мужчины.

– Из них получаются прекрасные сиделки. Да и ваши видения могут в конце концов не сбыться.

– Я в этом почти уверена.

Но в душе она не сомневалась в истинности предзнаменования. И при мысли об этом Дженис сняла свои руки с его руки: перед лицом того, что неумолимо надвигалось на него, любое проявление сочувствия казалось глупым и неуместным. Ему придется идти в этот поход, а что касается ее собственного умишка, ей остается только забыть все. Неотразимое, пылкое обаяние его юности, с одной стороны, и потрясшие ее, неожиданные приметы его старости – все должно быть забыто.