Дженнифер Морг - [9]

– Босс? У меня тут головняк. Явилась какая-то Рамона, работает на Черную комнату. Утверждает, что мы должны работать вместе. Что вообще происходит? Мне нужно знать.

Я кладу трубку, не дожидаясь реакции. Энглтон придет примерно в шесть часов по лондонскому времени, тогда я все и узнаю. Я вздыхаю, чем навлекаю на себя грязные взгляды от парочки разряженных авантюристов за соседним столиком. Думаю, им кажется, что я роняю уровень заведения. Меня охватывает чувство острого одиночества. Что я вообще здесь делаю?

Очевидный ответ: я приехал по делам Прачечной. Кто бы ни позвонил в дверь или по официальному телефону, попадет в Столичную прачечную, хоть мы и не работаем в старой штаб-квартире над китайской прачечной в Сохо с окончания Второй мировой. У Прачечной долгая память. Я работаю здесь, потому что мне предложили выбор: работать на Прачечную или… или вообще нигде не работать. Никогда. И теперь, рассуждая трезво, я не могу их винить. Есть такие люди, которых не стоит оставлять снаружи, а то написают внутрь, а когда мне было двадцать, я был наивный и самоуверенный, и оставлять меня без присмотра было так же безопасно, как полтонны гелигнита. Теперь я обученный компьютерный демонолог, оккультист того рода, что и вправду может вызывать духов из бездонных глубин: ну или, по крайней мере, из тех уголков местного пространства Калаби-Яу, где они воют и шепчут, собранные в бране. Теперь я приношу гораздо меньше проблем – или, во всяком случае, знаю, какие нужны меры предосторожности. Теперь я как бункер, набитый умными бомбами.

Большая часть работы в Прачечной заключается в занудном заполнении формуляров и производстве должностных бумаг. Примерно три года назад мне стало невыносимо скучно, и я попросился на действительную службу. Это была ошибка, о которой я горько жалею до сих пор, потому что это подразумевает всякие неприятности: например, тебя поднимут в четыре утра из постели, чтобы пересчитать бетонных коров в Милтон-Кинс, и это совсем не так весело, как можно подумать – особенно когда дело доходит до того, что в тебя стреляют, а потом приходится заполнять еще более запутанные бланки и отчитываться перед Ревизионной комиссией. (А о ней лучше вообще молчать.) С другой стороны, если бы я не пошел на действительную службу, я бы не познакомился с Мо, с доктором Доминикой О’Брайен, – она, правда, ненавидит, когда ее называют Доминикой, – а я уже и вообразить не могу, какой была бы моя жизнь без нее.

По крайней мере, в принципе без нее. В последнее время она месяцами пропадает на разных учебных курсах – секретных, – о которых не может мне рассказывать. Сейчас она уже пятую неделю сидит в Данвиче, а за две недели до этого мне нужно было уезжать на очередной международный комитет, так что, по правде сказать, я соскучился. Я сказал об этом Пинки в пабе на прошлой неделе, а он фыркнул и заявил, мол, я веду себя так, будто уже женился. Наверное, он прав: я не привык к тому, что в моей жизни есть кто-то чудесный и не сумасшедший, и, кажется, я привязчивый. Может, нужно поговорить об этом с Мо, но это вопрос тонкий, и мне не хочется его поднимать: предыдущий ее брак счастливым не назовешь.

Я как раз добрался до половины стакана и мыслей о Мо (если она не занята, мы могли бы поболтать), когда у меня звонит телефон. Смотрю на экран и холодею – это Энглтон. Я вызываю конус тишины и подношу трубку к уху:

– Боб слушает.

– Боб, – ледяной голос Энглтона похож на шелест бумаги, а сжатие данных и туннель безопасности на линии добавляют ему эхо. – Я получил твое сообщение. Опиши мне эту «Рамону».

– Не могу. Она носит чары, по меньшей мере, третьего уровня – я чуть не окосел. Но она знает, кто я и зачем приехал.

– Понятно. Примерно этого я и ожидал. Теперь ты должен сделать следующее, – говорит Энглтон и делает паузу, а я облизываю внезапно пересохшие губы: – Ты должен допить пиво и подняться в свой номер. Внутрь не входи, пройди дальше по коридору к двери со следующим номером по той же стороне. Там уже должна расположиться твоя группа поддержки. Они продолжат инструктаж, когда ты окажешься в безопасном помещении. Пока что в свой номер не входи. Это понятно?

– Вроде да, – киваю. – Ко мне подкралось внезапное задание, так?

– Да, – говорит Энглтон и без экивоков вешает трубку.

Я отставляю пиво, а потом встаю и смотрю по сторонам. Я-то думал, что приехал на самое обычное заседание совместного комитета, но вдруг оказался среди зыбучих песков, возможно, на вражеской территории. Пожилые свингеры смотрят на меня без особого интереса, но мои заклятья не дрожат: я вижу их такими, какие они есть. Хорошо. Сразу ложись в постель, не ужинай, не забирай… качаю головой и ухожу.

Чтобы добраться до лифта из бара, нужно пересечь укрытую огромным ковром площадку, на которую открывается отличный вид с балконов двух этажей: в обычной ситуации я бы этого даже не заметил, но после сюрприза от Энглтона у меня по коже бегут мурашки, так что, переходя открытое пространство, я судорожно сжимаю наладонник и браслет с оберегом. Народу в холле немного, если не считать очереди усталых туристов у стойки администратора, и я оказываюсь у лифта, не почувствовав запаха фиалок или того щекочущего ощущения, которое обычно предшествует смертоносному заклятью. Нажимаю кнопку «вверх», и дверь лифта тут же открывается.