Дженни. Томасина. Ослиное чудо - [14]

— Ну что вы! — отвечала Дженни. — Меня увезли в корзинке. Я вернулась, как только смогла…

— И стала важничать, — неприветливо добавила мальтийская кошка. — Нам вот и Глазго хорош…

— Вижу, лучше мне уйти, — сказала Дженни.

— Нет, зачем же, — сухо проговорила кошка. — Сидите уж, я как раз ухожу. Вы хоть не охамели в Лондоне, чего не скажешь про вашего друга. — Она встала, и как раз вовремя, так как хвост у Дженни начал пухнуть и шевелиться.

— Какая противная особа! — негодовала Дженни по её уходе. — Если такая у меня родня, искать нам некого… И она ещё говорит о провинциалах! Вообще-то она и не шотландка, столько итальянской крови… Шотландцы — добрые, приветливые…

При этих словах Питер опечалился. Он сильно скучал по нелепой команде корабля и чувствовал, что кошкам не положено жить так, как они теперь живут. Кроме того, ветер дул сильно, дождь заливал даже под мост, а не ели они уже полдня. И Питер всё больше думал не о маме, и не о няне, а о том, как хорошо бы стать чьей-нибудь кошкой, чтобы тебе чесали за ухом и под подбородком, гладили тебя, кормили, пускали спать на мягкое, а главное — любили и позволяли любить себя.

— Дженни… — сказал он. — Мне бы так хотелось, чтобы мы стали чьими-нибудь кошками…

Слова сами вырвались, он знал, как ненавидит Дженни людей; но она почему-то не рассердилась, только долго смотрела на него, потом открыла рот, закрыла снова. Питер чуть было не начал развивать свою мысль, но тут раздался дикий лай, и три огромные собаки вылетели из темноты.

Лязгнули зубы, Дженни крикнула: «Питер, беги!..» и стремглав ринулась куда-то. За ней промелькнул страшный пёс, другой навис над ним самим. Позже он помнил только широкую грудь и маленькую змеиную головку. Пасть у пса была открыта, когти страшно скребли по камням, Питер рванулся вверх и полез куда-то.

Внизу раздавалось хриплое дыхание. Пёс чуть не схватил Питера за лапу, и тот стал карабкаться всё выше и выше, сквозь дождь и туман, пока лай и хрипение не затихли далеко внизу. Когда до него уже доносился лишь неясный шум машин, он посмел приостановиться, дрожа с головы до пяток, и понял, что висит на переплетении стальных полос. Не видя ни неба, ни земли, он отчаянно вцепился в эти полосы всеми четырьмя лапами.

Глава 15 В облаках

Где-то внизу пробило шесть, но Питер не знал, утро это или ещё вечер. От страха и от усталости он совсем отупел, и понимал одно: надо висеть сколько можешь.

Наконец он услышал сквозь мглу слабый голосок, который охал и мяукал чуть снизу.

— Дженни, Дженни! — закричал Питер. — Где ты? Что с тобой?

— Питер! — откликнулась она. — Какое счастье! Я так боялась, что тебя поймали. Ты не ранен?

— Нет, — отвечал он. — Да где же ты? И где я сам? Как мне к тебе пролезть?

Дженни ответила не сразу.

— Не шевелись, — сказала она наконец. — Мы на башне подвесного моста.

— На башне… — повторил Питер. — Как интересно!

— Питер, — теперь её голос стал жалобным, — прости меня, если можешь!.. Я не подумала. У нас, у кошек, это бывает… Понимаешь, меня разволновала эта дура… кстати, ни с какой она не с Мальты, это порода так называется — «мальтийская кошка». И тебя она обидела… Если б не это, я бы раньше почуяла псов, и мы бы просто убежали, Питер, я так виновата перед тобой!.. Ах, Боже мой, Боже мой, я принесла тебе столько бед!..

Питер не понял толком, что она имеет в виду, а она замолчала, и он не посмел спрашивать. Так он и висел, пока туман не рассеялся; тогда он увидел светлое небо и разобрался, где он, где Дженни. Действительно, оба они были на самом верху, Дженни — чуть-чуть пониже, чем он, и на соседней, параллельной башне. Под ними, словно карта, лежал город, перерезанный лентой реки, и Питер подумал, что именно так видят Глазго птицы. К востоку, словно изумруд, зеленел большой парк, а на западе река становилась шире, и в доках виднелся нелепый и милый силуэт «Графини Гринок». На севере голубели озера. Как ни странно, голова от высоты не кружилась, и даже страшно не было — пока ты не шевелишься.

— Дженни, — крикнул Питер, — мне тут хорошо, но пора бы и слезть. Собак давно нет. Лезь первая, а я попробую за тобой.

Она опять ответила не сразу, и теперь он видел, с каким отчаянием она смотрит на него.

— Питер, — сказала она наконец. — Прости меня, я слезть не могу. Так бывает с кошками. Вверх мы влезем, а слезть — не можем, боимся. Даже с дерева или со столба, хотя там когтями впиваешься… но тут — одна сталь… Ты не беспокойся обо мне. Лезь один.

— Если бы я и мог, — сказал Питер, — я бы тебя не бросил. Но я не могу. Что с нами будет?

— Будем висеть, пока не умрём, — проговорила Дженни. — Или не упадём…

Питер понял, что теперь должен утешать он.

— Ничего! — сказал он. — Сейчас мы живы, и мы с тобой вместе, а что нам ещё нужно?

Наградой ему было слабое мурлыканье.

— Спасибо, Питер, — сказала Дженни.

— И вообще, — продолжал он, — раньше или позже нас заметят и спасут.

— Кто, люди? — горько спросила Дженни. — Если бы ты их знал, как я…

— Я их знаю, — сказал он. — Давай-ка покричу, чтобы нас скорее заметили.

Он истошно замяукал и мяукал долго, а Дженни, ни во что не веря, порою вторила ему, но время шло и доказывало её правоту. Город проснулся. По улицам бежали машины, по мосту шли пешеходы; шли они и по набережным, и по ближним улицам, но никто не взглянул вверх на башни до самой ночи.