Джек-потрошитель с Крещатика - [158]

— И требуют деньги обратно?

— Не требуют… но…

Он замялся, несколько демонстративно приложил два пальца к пухлому подбородку (Катя подумала, что для завершенности этой показательной картины страданий ему не хватает только кружевного платка и флакона с нюхательными солями) и завершил:

— Я беру картину обратно, поскольку ее хозяева каждый раз умирают!

— Конкретизируйте, — посерьезнела Екатерина Михайловна. — Три ее хозяина умерли? Картина с проклятием? Не слишком ли банальный сюжет?

— Только если вы не согласны с утверждением, что каждая жизнь оригинальна и неповторима, — обиженно пробубнил антиквар.

Обижался он, впрочем, совсем не на Катю, а на судьбу, подсунувшую в его оригинальную и неповторимую жизнь сей неудобный предмет.

— И вы хотите продать ее в четвертый раз?

— Лично я хотел бы спрятать ее в самый дальний угол самого темного подвала. Хотя, полагаю, я мог бы обогатиться на одной этой картине. Ее ведь всегда покупают! Мгновенно. Как говорится, «отрывают с руками». Первый раз я поставил ее за двести у. е., поскольку, с точки зрения живописи, ей в общем-то грош цена. Неизвестный художник, соцреализм. Хоть работа по-своему мила и бесхитростна, в характерной для тех времен манере. Ее купили за час. А через два дня ее принесла жена… точнее, уже вдова покупателя. Там сзади осталась бирка магазина, адрес, цена. Она как раз хотела получить свои деньги. Сказала, что муж купил перед смертью, не спросивши ее. Ну, бывает. Я взял. Поставил пятьсот… Женщина купила ее в тот же вечер. Позже я узнал: она умерла в ту же ночь!

— Да, это уже мало похоже на совпадение, — стала суровой Катерина.

— Картину мне снова вернули. И тогда я психанул и поставил уже десять тысяч евро. И все равно ее купили. Притом сразу. Один бизнесмен, вы его знаете, Виктор Базов. У него еще жена депутат — Евсюкова…

— Они оба вроде бы живы.

— Да. А вот их сын…

— Умер?

— Он в коме, — было видно, что Виктору Арнольдовичу крайне неприятно говорить о подобных вещах, удобная гибкость его морали отказывалась сворачиваться в узел жизни и смерти — и вопреки всей логике соцреализма он винил себя в непонятных смертях и болезнях и был бы рад, кабы Катя разубедила его, подарив индульгенцию. — И я узнал из своих источников, что дела мальчика весьма и весьма плохи, врачи предлагают отключить аппарат, мозг уже не рабочий. Его отец, кстати, даже не просил вернуть ему плату — картину просто привезли мне обратно в салон. А утром сегодня он позвонил и сказал, что передумал и хочет забрать полотно. Хочет повесить в палате сына. А я… я боюсь ему отдавать. Я не убийца! — повысил голос Арнольдович. — Но как задержать ее, я тоже не знаю. Хоть и не понимаю, при чем здесь эта картина, при чем здесь я?..

— Вы действительно верите в проклятые картины? — изумилась сему открытию Катя.

— Конечно, — ни секунды не колеблясь, ответил Виктор Арнольдович Бам. — Вы слыхали о таком художнике, как Вильгельм Котарбинский?

— Еще бы.

— А вы знаете, за что большинство киевских антикваров не любят его работы?

— С чего вдруг? Насколько я знаю, его картины постоянно растут в цене.

— Одна из его самых известных работ — «Могила самоубийцы». Котарбинский создал несколько копий. Подобную копию купил и мой приятель Авдей, антиквар — вы лет пять назад покупали у него столовое серебро. Он повесил «Могилу» в своем кабинете. А месяц спустя говорит мне: «Витя, я чувствую, она меня убивает, точно тянет в могилу…» А еще через полгода я уже был на его похоронах. Вот такая история, не слишком трогательная, но поучительная. Причем причина его смерти так и осталась неизвестной — ни с того ни с сего стал очень болеть…

— И сколько же ему было лет?

— Чуть больше сорока.

— Как же, по-вашему, все это можно объяснить?

— А можно ли объяснить мистику? — задал риторический вопрос Виктор Бам. — И это вовсе не единственный случай! Среди нашего брата-антиквара ходит много подобных историй. Потому Коля Самунин — у него антикварный на спуске — заполучил Котарбинского и сразу продал его, не хотел, чтобы картина висела в салоне. А мог подождать и выручить вдвое, втрое больше! Но он сказал мне: «Виктор, я — верующий человек, нехорошая эта картина…»

— Не хочу вас расстраивать, но у меня дома в спальне висит четыре картины Котарбинского, — сообщила Дображанская. — «Тайна», «В тихую ночь», «В тихую ночь-2» и еще одна.

— И как вы себя чувствуете?

— Плохо, — честно призналась Катя. — Но это не вина Котарбинского.

— Вы в этом уверены?

Нет. С приходом весны Дображанская уже не была уверена ни в чем.

И еще она вспомнила, что неуправляемая сила впервые прорезалась в ней во время аукциона, где она покупала свою первую картину Вильгельма Котарбинского.

Катя нервно забарабанила пальцами по стоящему рядом небольшому ломберному столику с инкрустацией.

— Давайте лучше вернемся к вашей картине, — сказала она с видом человека, с трудом превозмогающего ноющую боль. — Я-то чем могу вам помочь?

— Мой ангел, вы ведь знаете, что о вас говорят, — елейно сказал Виктор Арнольдович.

— Что именно? — «ангел» навела на Арнольдовича прямой взгляд темно-карих глаз. — Неужто говорят, что я ведьма?