Джек Потрошитель. Расследование XXI века - [2]
Всего в районе проживало, предположительно, около 900 000 человек, из которых 80 000 — в Уайтчепеле. Бедняки составляли приблизительно 8 % населения Ист-Энда. В основном это были мужчины, которые работали строителями, носильщиками на рынке, портовыми рабочими или в других отраслях торговли, имея скудный, но регулярный доход (от 18 до 21 шиллингов в неделю), женщины и дети. Те, что зарабатывали еще меньше, считались «очень бедными» и составляли около 11 % населения. Если первая группа кое-как сводила концы с концами, то вторая жила в полной нищете; 2 % населения принадлежали к «низшему классу», то есть не имели постоянного жилья и голодали.
Только в одном районе Ист-Энда было зарегистрировано 146 ночлежных домов, где имелось более 6000 кроватей для подобных людей. В некоторых было всего 4 спальных места, в то время как в других их число доходило до 350. У тех, кто не мог позволить себе снимать жилье, не было другого выбора, кроме как спать на улицах и в подворотнях.
Часть первая. ЖЕРТВЫ
Считается, что жертвами Джека Потрошителя стали пять женщин. Однако мое исследование показало, что от его рук погибло девять. Все они были убиты при схожих обстоятельствах, все преступления были совершены в Уайтчепеле, восточном районе Лондона, или в его окрестностях в период со 2 апреля 1888 года по 13 февраля 1891_го. Неужели мы все это время ошибались? Неужели кто-то намеренно ограничивал полицию и не давал хода делу? У бил ли Потрошитель пять женщин, как считает большинство, или их было больше?
Или на самом деле он виновен в меньшем количестве злодеяний, чем ему приписывают? И некоторые жертвы Потрошителя — на совести другого человека? Я надеялся, что в результате проведенного расследования смогу ответить на все эти вопросы.
Кем были женщины, убитые во время устроенного Потрошителем «царства террора»? В первой части я рассматриваю жертв в хронологическом порядке, опираясь на результаты расследований, проведенных коронером Ее Величества. Эти отчеты не только помогли мне создать более полную картину каждого преступления, но и дали возможность оценить работу полиции и те доказательства, которые могли быть выявлены в ходе следствия, но по какой-то причине остались незамеченными. Отчеты следствия, на которые я ссылаюсь, публиковались в газетах «Таймс» и «Дейли телеграф» за тот период.
Для начала давайте проясним, что такое коронерский суд и что подпадает под его юрисдикцию. Коронерский суд созывается для расследования смерти лица или лиц и установления обстоятельств смерти. Суд присяжных состоит из представителей общественности под председательством коронера, который назначается правящим монархом. Коронеру необходимы медицинское образование и большой опыт работы. Он действует точно так же, как и судья в
коронном суде. Разница заключается лишь в том, что обычные правила дачи показаний не применяются. Вместо этого допускаются свидетельства с чужих слов и в форме мнения о подсудимом.
Присяжные и свидетели клянутся говорить только правду, и последние дают показания под присягой. Эти сведения могут быть получены заранее от сотрудников полиции на основании свидетельских заявлений. По окончании дознания следователь просит присяжных вынести вердикт — смерть в результате убийства, совершенного конкретным человеком или неизвестным лицом (лицами), непредумышленное убийство, самоубийство или смерть в результате несчастного случая. Если ни один из этих вариантов не подходит, записывается так называемый открытый вердикт.
Глава 1. ЭММА ЭЛИЗАБЕТ СМИТ
На Эмму Элизабет Смит, 45-летнюю мать двоих детей, работавшую проституткой, напали на Осборн-стрит, недалеко от Уайтчепел-роуд, 2 апреля 1888 года. Это произошло за 4 месяца до начала основной серии убийств. Ей во влагалище грубо ввели какой-то тупой предмет, и на следующий день женщина умерла в больнице. Помимо этого, ее голова и одно ухо были покрыты порезами и ссадинами.
Был ли Эмма Смит первой жертвой Потрошителя? Или на нее напала одна из многочисленных банд, которые часто посещали Уайтчепел, чтобы отбирать деньги у проституток и других забитых женщин в обмен на «защиту»? До сентября 1888 года Смит не рассматривали как одну из возможных жертв Потрошителя. Впервые о ней упомянули в прессе, и то только потому, что у следующих жертв тоже были искалечены половые органы. Журналисты также обратили внимание на то, что все нападения произошли в одном районе. Дознание проводил мистер Винн Е. Бакстер, коронер восточного Мидлсекса.
Суббота, 7 апреля 1888 года
… Миссис Мэри Рассел, помощница владельца ночлежного дома, заявила, что знала умершую около двух лет. В 7 часов вечера 2 апреля накануне Банковских каникул [4 — Банковские каникулы — официальный нерабочий день, установленный законом (все банки в этот день закрыты).] та ушла из дома, а вернулась в 4 или 5 часов утра в ужасном состоянии. Ее лицо и голова были в крови, а одно ухо практически оторвано. Женщина рассказала свидетельнице, что на нее напали и украли все деньги. Она также пожаловалась на боли в нижней части тела. Миссис Рассел повела Эмму в больницу; когда они шли по Осборн-стрит, потерпевшая показала место, где ее ограбили. Она сказала, что нападавших было трое, но не могла описать их.
Чудесные исцеления и пророчества, видения во сне и наяву, музыкальный восторг и вдохновение, безумие и жестокость – как запечатлелись в русской культуре XIX и XX веков феномены, которые принято относить к сфере иррационального? Как их воспринимали богословы, врачи, социологи, поэты, композиторы, критики, чиновники и психиатры? Стремясь ответить на эти вопросы, авторы сборника соотносят взгляды «изнутри», то есть голоса тех, кто переживал необычные состояния, со взглядами «извне» – реакциями церковных, государственных и научных авторитетов, полагавших необходимым если не регулировать, то хотя бы объяснять подобные явления.
Новая искренность стала глобальным культурным феноменом вскоре после краха коммунистической системы. Ее влияние ощущается в литературе и журналистике, искусстве и дизайне, моде и кино, рекламе и архитектуре. В своей книге историк культуры Эллен Руттен прослеживает, как зарождается и проникает в общественную жизнь новая риторика прямого социального высказывания с характерным для нее сложным сочетанием предельной честности и иронической словесной игры. Анализируя этот мощный тренд, берущий истоки в позднесоветской России, автор поднимает важную тему трансформации идентичности в посткоммунистическом, постмодернистском и постдигитальном мире.
В книге рассматривается столетний период сибирской истории (1580–1680-е годы), когда хан Кучум, а затем его дети и внуки вели борьбу за возвращение власти над Сибирским ханством. Впервые подробно исследуются условия жизни хана и царевичей в степном изгнании, их коалиции с соседними правителями, прежде всего калмыцкими. Большое внимание уделено отношениям Кучума и Кучумовичей с их бывшими подданными — сибирскими татарами и башкирами. Описываются многолетние усилия московской дипломатии по переманиванию сибирских династов под власть русского «белого царя».
Предлагаемая читателю книга посвящена истории взаимоотношений Православной Церкви Чешских земель и Словакии с Русской Православной Церковью. При этом главное внимание уделено сложному и во многом ключевому периоду — первой половине XX века, который характеризуется двумя Мировыми войнами и установлением социалистического режима в Чехословакии. Именно в этот период зарождавшаяся Чехословацкая Православная Церковь имела наиболее тесные связи с Русским Православием, сначала с Российской Церковью, затем с русской церковной эмиграцией, и далее с Московским Патриархатом.
Н.Ф. Дубровин – историк, академик, генерал. Он занимает особое место среди военных историков второй половины XIX века. По существу, он не примкнул ни к одному из течений, определившихся в военно-исторической науке того времени. Круг интересов ученого был весьма обширен. Данный исторический труд автора рассказывает о событиях, произошедших в России в 1773–1774 годах и известных нам под названием «Пугачевщина». Дубровин изучил колоссальное количество материалов, хранящихся в архивах Петербурга и Москвы и документы из частных архивов.
В монографии рассматриваются произведения французских хронистов XIV в., в творчестве которых отразились взгляды различных социальных группировок. Автор исследует три основных направления во французской историографии XIV в., определяемых интересами дворянства, городского патрициата и крестьянско-плебейских масс. Исследование основано на хрониках, а также на обширном документальном материале, произведениях поэзии и т. д. В книгу включены многочисленные отрывки из наиболее крупных французских хроник.