Джек Мэггс - [113]

— Мой мальчик не должен видеть этого, — решительно заявил Мэггс.

— Мы все сожжем, — согласился Тобиас. — Сожжем сейчас же.

Эхом прозвучали раскаты грома. Ветер и дождь усилились и обрушились на садик за окном.

Глава 83

Лиззи сидела на стуле. Раскрытая книга лежала у нее на коленях, однако голова была полна самых ужасных мыслей и догадок. Время от времени она пыталась вернуться к книге, но, прочитав строку или две, убеждалась, что каждое слово в «Замке Рекрент» так или иначе опять возвращало ее к собственному состоянию, к гомункулусу, к существу из ее плоти и крови, которое хотя и смутно, но должно было также угадывать свою судьбу. Разве оно, подобно ей, не испытывало ужаса ожидания, зная, что у него отнимают последнюю каплю крохотной надежды?

Она ощущала присутствие этого бедного создания не более чем присутствие Бога или его ангелов-хранителей, и все же теперь любой момент в ее жизни будет определяться этим присутствием, и даже когда гроза разразится над городом и ураганный ветер, ворвавшись на Лембс-Кондуит-стрит, покатит по мостовой пустую деревянную бочку, Лиззи останется сидеть здесь, сложив руки на животе.

Услышав шаги Тоби на лестнице, она не испытала ни успокоения, ни надежды. Он сказал ей, и она выслушала его. Лиззи не винила его. Она сделала так, как он велел.

Но вдруг он привел с собой в гостиную этого ужасного каторжника; они оба притащили с собой охапки рукописей и, не колеблясь, бросили их на пол перед камином. Никто из них даже не глянул в сторону Лиззи, они как бы не признавали ее присутствия здесь. Даже при всей их озабоченности это было бессердечно.

Тобиас отодвинул экран камина — тот самый экран, который он и Лиззи купили в Холборне в одно счастливое весеннее утро. Тоби всегда боялся огня: ему казалось, что именно огонь, внезапно ворвавшись, отнимет у него все, что он имеет. Как часто нам, людям, гадала Лиззи, удается уберечься от зла?

В комнате становилось жарко, воздух казался спертым, ибо в грозу окна были закрыты. Двое мужчин рвали рукописи, словно собирались устроить настоящий пожар. Тоби встал на колени перед каминной решеткой, и в его сжатых губах Лиззи увидела упрямство и силу воли. Она не понимала, почему Тоби решил сжечь свои труды, однако позавидовала его решимости и воле и грустно подумала, что вместо того, чтобы сидеть здесь на стуле, она могла бы уже плыть на пароходе во Францию.

Задрожавшая оконная рама заставила Лиззи взглянуть в окно, где она увидела маленькую согбенную фигуру женщины, пытающейся перейти шумную улицу. Она не была старухой, она просто была очень бледной, в лохмотьях и пугливой, как всякое слабое существо боящееся стать жертвой кого-то более сильного. В переднике у бедняжки была, по-видимому, драгоценная добыча, и, подобно жуку или муравью, она спешила поскорее принести ее домой, невзирая на опасности в пути.

Дождь усилился, но количество экипажей и повозок на улице не убавилось, и скорость их движения отнюдь не уменьшилась. Лиззи смотрела, как нищенка то делала шаг вперед на мостовую, то испуганно снова отскакивала назад, на тротуар; однако она наконец отважилась и, толкаемая отчаянием, все же достигла середины мостовой.

Но здесь, чуть не угодив под колеса фургона пивовара, она поскользнулась и упала. Луковицы, что были в ее переднике, рассылались по мостовой от столкновения с широкими, как обеденные тарелки, копытами впряженного в фургон тяжеловоза. Колесо фургона чудом не раздавило голову упавшей. Она быстро поднялась и бросилась собирать драгоценные луковицы.

Лиззи тихонько заплакала.

Услышав, как за ее спиной чиркнула спичка, она обернулась. Тоби с горящей спичкой в руке поджигал бумагу в камине. Лиззи смотрела, как разгорается пламя.

А потом она увидела, как Тоби закрыл глаза, и в эту минуту у него было такое потерянное лицо, что она поняла, какой тяжелый удар он сам себе нанес. Когда разгоревшийся огонь осветил его лицо, Лиззи не увидела на нем прежней решимости. Оно скорее напоминало ту маску смерти, которую он хранил у себя в кабинете.

Только сейчас Лиззи начала осознавать, что ее жизнь до сих пор была лишь путешествием к такому исходу. Всегда будет гроза. Оступится и упадет на мостовую нищенка. Ведь все это лишь ждало своего часа с того самого дня, когда в доме ее отца в Амерсхеме появился Тобиас, чтобы потом посвататься к ее сестре.

В дымоходе выл ветер, задувал в гостиную дым. Тоби и каторжник спорили. Тоби хотел, чтобы тот ушел ночевать к себе, в свой дом, а Мэггс, чертыхаясь, заявлял, что останется здесь. Но Лиззи не уделяла им особого внимания. Она думала о том, какой ужасной эгоисткой она, в сущности, была. Ведь она прекрасно знала, как рискует, больно обижает сестру, и тем не менее была неосторожна. Она совсем не задумывалась и над тем, какой вред может нанести этому блестящему юноше, который в одно воскресное утро вдруг предстал перед ее семьей в облике моряка, отплясывающего хор-пайп[26], эдакого мальчишки-подростка с нежными детскими губами. Но он уже тогда, хотя этого никто еще не замечал, казался гигантом среди обыкновенных людей.

А она, Лиззи, чуть было не погубила его, но теперь она этого себе не позволит. Ее руки снова коснулись живота, этого небольшого холмика, мягкого и округлого. Голоса споривших мужчин понемногу затихли. Похоже, каторжник согласился уйти на ночь в свой дом, а утром снова вернуться. Прозвучали слова угрозы, чиркнула и зажглась последняя спичка. Лиззи смотрела, как разгорается огонь, чтобы поглотить последнюю пачку бумаг. Она глядела на синие и желтые всполохи пламени и дыма, растревоженные кочергой в руке Тобиаса. В этом огне Лиззи виделись чьи-то призрачные фигуры.