Джебе – лучший полководец в армии Чигизхана - [5]
– Ты не буйствуй, – советовал старик, – это не Агучу-богатур и не Тургутай-Хирилтух. Они люди бесчувственные и за это получат свое, придет время. А железо любит нежное обращение. И силы рассчитывай не на одну заготовку, а на весь день.
– У меня хватит сил на весь день, – сопя, возражал Темуджин.
– А на завтра? На месяц? На год? На жизнь?
– Я не буду здесь всю жизнь.
– Возможно и так, – соглашался Джарчи: – Но если ты в любом деле сразу выложишь все силы, то можешь не довести его до конца. Знаешь, что делают с загнанными лошадьми?
– Режут на мясо, – хмуро ответил Темуджин.
Кузнец усмехнулся и покивал головой. Ребята с интересом прислушивались к их разговору.
– Распределяй силы на всю работу, а не на начало. И чтобы еще осталось на следующее дело – тоже хорошо.
– Я понял, Джарчи-сечен, – поклонился Темуджин, сняв с плеча молот.
– Я не мудрый. Я не сечен. Всего лишь кузнец, – бормотал Джарчи, ударяя легким молотком по нагретому до бела железу, показывая этими ударами молотобойцу места, куда нужно бить.
После этого разговора Темуджин стал махать молотом расчетливо, но с азартом. Кузнец удовлетворенно хмыкал.
Сдвоенные удары – легкий, а следом тяжелый, вылетали из кузницы и разносились по всей степи.
В полдень Чиркудай с Темуджином опять сидели за юртами и молчали, наблюдая за качающимися в зыбком мареве далекими холмами. Они не следовали примеру Джарчи и его сыновей, не ложились спать после обеда. На душах у обоих было неспокойно, потому что не знали, что с ними будет дальше.
Чиркудай чувствовал, что Темуджин перестал беситься, зато начал почему-то тревожиться.
Вдали послышался топот коней и, через несколько минут, мимо селения стремительно пронеслись всадники на крупных боевых конях. Неожиданно один из них отделился от отряда, развернулся и помчался к ним. Но не подъехал вплотную: остановился в десяти шагах. Остальные всадники тоже развернулись, однако не тронулись с места, застыв в почтительном отдалении.
Чиркудай во все глаза смотрел на богато одетого, красивого, как девушка, юношу, с тремя красными стрелами в колчане. Всадник, сжав кулаки, сверлил взглядом Темуджина. Колодник тоже ел княжеского сына глазами. Они не сказали друг другу ни слова.
Красивый юноша оскалился и, зло стегнув нагайкой коня, поднял его на дыбы. Красиво развернулся в свечке и рванул в сторону белой юрты нойона Тургутай-Хирилтуха.
Чиркудай почувствовал, что в душе Темуджина появилась тяжесть от неожиданной встречи. Но не стал ни о чем его расспрашивать.
Однако не выдержал Джарчи, поинтересовавшись в кузнице:
– Что заинтересовало князя Джамуху? – очевидно, он видел всадника через щель в стене юрты.
Подумав, Темуджин решился и ответил:
– Он мой анда.
– Вот как? – внешне спокойно отреагировал кузнец: – Значит, названный брат?..
– Да, – коротко ответил Темуджин.
– Н-да… – задумчиво протянул Джарчи, бросая заготовку на наковальню. Но больше ничего не сказал.
Отдыхая на следующий день за юртами, Чиркудай несмело спросил:
– А этот, Джамуха, не поможет тебе?
– Я никогда ни у кого ничего не прошу! – отрезал Темуджин, нервно встал и пошел в кузницу, бросив на ходу: – Я всегда и все беру сам.
Однажды утром Джарчи сообщил, что сегодня они поедут в лес за углем. Чиркудай не знал, что это такое, но промолчал. Джелме и Субудей обрадовались. Темуджин вопросительно посмотрел на старика.
– Ты тоже едешь, – сказал Джарчи, – я тебя взял на себя у Тургутай-Хирилтуха, так что можешь бежать.
– А как вы? – настороженно поинтересовался Темуджин.
– А нас за это Хирилтух пустит под нож.
Ребята притихли.
– Понятно, – протяжно сказал Темуджин и пошел готовить повозку.
Джелме привел старую, но еще крепкую лошадь. Её запрягли в двухколесную арбу, шумно уселись, и поехали с противным скрипом по выжженной жарким солнцем земле, к тёмно-синим сопкам на краю окоёма, будто плывущим в горячем воздухе. После застойно-кислого духа стойбища, едкого дыма от кузнечного горна и противной вони от горящего в очаге кизяка, запахи в степи показались Чиркудаю удивительно свежими и вкусными.
Проехав мимо отары овец, объедавших пожухлую траву вокруг солончака, и удалившись на приличное расстояние от пастухов, прятавшихся в тени громадных камней, невесть как попавших в холмистую степь, кузнец снял колодку с потертой шеи Темуджина.
Чиркудай сидел с рыжим на задке, болтая ногами в такт подскакивающей на рытвинах повозке. Сыновья Джарчи примостились впереди рядом с отцом.
Зло жужжа, мимо них проносились оводы и слепни, нападая на широкий круп лошади, усердно хлеставшей себя хвостом. На людей кровососы не обращали внимания. Иногда, в неподвижном жарком воздухе, скручивались тонкотелые смерчики, которые шныряли по степи хитрыми зигзагами, вихляя тонкими бедрами. Они сгребали с твердой, как камень земли, пыль и сухую траву, и поднимали все это в воздух. Потанцевав немного, смерчики так же внезапно опадали, разбросав мусор.
– Злые духи играются, – буркнул Темуджин, наблюдая за вихрями.
И именно в этот момент Чиркудай вдруг осознал, что он существует. Что он есть в этом огромном мире. Раньше он просто жил и жил, а сейчас вдруг стал жить внутри себя. Неожиданно он обнаружил, что его со всех сторон обнимает громадный мир. И в нем самом проснулось что-то громадное, похожее на бесконечную степь.
Его опять куда-то везли. Отец был против, хотя промолчал. Мать обиделась на него до такой степени, что не попросила помочь скатить коляску с Игорем по ступенькам подъезда. Она упрекала мужа в равнодушии к судьбе и здоровью сына, не замечая, что молчаливое сочувствие отца для Игоря было приятнее, чем ее нервные восклицания, постоянное упоминание, что Игорь болен. Но отец не в силах был что-то изменить из-за своего замкнутого характера, а мать воспринимала это как его слабость и старалась командовать дома, делая все так, как ей нравилось.
Префект осторожно снял ногу со спусковой педали пулеметов, вмонтированных в стол. Он это сделал не потому, что доверял военному боссу, стоявшему посреди кабинета с правой рукой на перевязи, нет……У босса была звериная реакция. Не раз она спасала его от выстрела в упор. Шестым чувством он видел траекторию полета пули и всегда оказывался вне ее. Префект понимал, что парализованная правая рука не сделала его собеседника бессильным, он одинаково хорошо стрелял с обеих рук. На правом и левом бедре у босса всегда висело по кольту.
…Кадавр умел подчинять себе гравитацию, одно из проявлений божественных законов. Он сразу понял, как можно изменить течение Времени. Его можно было ускорить или замедлить……В материнской Галактике Кадавр выбрал один из сгустков информационного поля, Бога Вселенной. В сгустке он нашел узел, где было много вкусных планет, созданных Богом по его матрицам. Особенно Кадавра заинтересовала третья планета в спокойной солнечной системе. Тяжелые элементы, распыленные в рудах, тонкими жилками пронизывали всю поверхность планеты, состоящую из ненужного вещества.
Главный герой – бывший ликвидатор (сотрудник спецслужб) попадает во временную петлю и встречается с подобными себе, «застрявшими» во времени, где с ними происходят невероятные события, которые изменяют характер, психику и мировоззрение главного героя…
…Павел помнил себя с трёх лет, когда по уши влюбился в свою ровесницу Олечку – светленькое, как солнышко, чистенькое существо. Теплым утром, встречаясь с ней на общем дворе, он млел, замирая от восторга. Молча возьмутся за руки и идут гулять, не видя дороги. Поэтому часто попадали в не просыхавшие все лето лужи с осклизлой грязью по краям и падали. Вымазавшись как чертенята, с ревом и слезами брели домой, к мамам. Сияющую ауру их чистых отношений не могла выпачкать никакая грязь……Он уже точно знал, что активно собирает и анализирует информацию об окружающем мире, и не только из книг, но и из жизни.
– …Усилиями двенадцати стран, – надрывался тот, – спроектирован и создан на околоземной орбите космический корабль «Галактика», который через два дня стартует с тремя астронавтами на борту к Марсу.…Журналисты, убедившись, что больше ничего не услышат, ринулись из кабинета к телефонам с сенсацией для своих редакций.На следующий день волна интереса к «Галактике» вновь всколыхнула мир и, периодически подогреваемая агентствами информации, не угасала до возвращения марсианской экспедиции на орбиту Земли.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.