Джаз - [51]

Шрифт
Интервал

Всего он совершил три попытки найти ее. Живя в Вене, он сначала боялся ее, потом смеялся над ней, наконец он стал одержим ею, пока не отверг ее. Никто не говорил Джо, что она его мать. Во всяком случае, напрямую. Только однажды вечером Охотник посмотрел ему в глаза и сказал: «У нее есть мысли. Даже если она сумасшедшая. У сумасшедших тоже есть мысли».

Они как раз поели и только начали убирать за собой. Ели то, что сами подстрелили, кажется птицу, припоминалось Джо, а, может быть, кого-то в шкуре. Виктори бы вспомнил. Пока Джо подправлял костер, Виктори отчищал деревянный вертел.

«Я же вам говорил, нельзя убивать то, что еще в нежной поре и не имеет защиты, и самок не надо трогать. Неужели теперь придется учить вас про людей? Запомните: она вам не добыча. Должны уже понимать разницу».

Виктори и Джо сидели у костра и перебрасывались шутками насчет того, как можно прикончить Дикарку, если они случайно на нее наткнутся. Если бы след, который они втроем иногда видели в лесу, привел прямо к ее логову. Вот тогда-то Охотник и сказал. Про сумасшедших и их мысли. Затем он посмотрел на Джо (не на Виктори). В слабом свете костра его глаза странно ожили. «И потом, эта женщина, может быть, чья-то мать, и кое-кому надо быть поосторожнее».

Виктори и Джо обменялись взглядами, и у Джо по коже побежали мурашки, только у Джо. И только у него в горле застрял комок, который он никак не мог проглотить.

С тех пор он жил с мыслью, что дикая безумица может быть его матерью. Иногда ему было стыдно до слез. А в другое время злость мешала ему целиться, и он бил куда попало, понапрасну уродуя добычу. Довольно много времени ушло у него на то, чтобы пытаться доказать себе, что он неправильно понял Охотника и не так истолковал его взгляд. Как бы то ни было, Дикарка не выходила у него из головы, и, уж конечно, он не мог просто так уйти из Палестины, не попытавшись напоследок найти ее.

Она не всегда пряталась в поле сахарного тростника. Или в дальней части леса на землях белого фермера. Да, действительно, они не раз видели ее следы в том лесу: разрушенные осиные гнезда с выброшенными сотами, остатки утащенной откуда-нибудь еды; и много раз знак, которому Охотник доверял больше всего – сине-черных дроздов с красным проблеском на крыльях. Что-то в ней привлекало их, так говорил Охотник, и если попадалось сразу три или четыре птицы, это был верный знак, что она где-то рядом. Охотник сам признавался, что дважды говорил с ней там, но Джо знал, что этот лес не самое ее любимое место. Первый раз он пытался найти ее, правда еще робко, после одной удачной рыбалки. За речкой чуть ниже того места, где в изобилии водились окуни и форель, но еще до того, как поток уходил под землю в сторону лесопилки, на самой излучине берег круто поднимался вверх. Наверху, в пятнадцати футах над уровнем воды, в нагромождении скал был вход в пещеру, заросший кустами старого просвирника. Однажды, выловив в последний предрассветный час десяток форелей, Джо прошелся до того места и услышал звук, который он сначала принял за шум ветра в вершинах деревьев и лепет журчащей воды. Музыку дикой жизни, знакомую пастухам и рыболовам, слышал любой охотник. Она оказывает гипнотическое действие на всех вскормленных молоком матери. Олени задирают головы, а суслики замирают, сложив на груди лапки. Чуткие к звукам охотники улыбаются и закрывают глаза.

Джо прислушивался к шуму, наслаждаясь им и ни минyты не сомневаясь, что слышит ветер и воду, как вдруг ему почудилось, что он разбирает слова. Зная, что дикая жизнь поет без слов, он остановился и начал осторожно оглядываться вокруг себя. Серебряная дорожка бежала к противоположному берегу, солнце доедало последнюю ночную синеву. Слева над ним просвирник – буйный, старый, дикий. Цветы его еще ждали дня, не открывая лепестков. Вот откуда доносился женский голос, и Джо стал карабкаться вверх, пробивая себе путь сквозь заросли мускатного винограда, вирджинского вьюнка и ржавого от старости просвирника. Добравшись до входа в пещеру, он понял, что снизу в нее не попасть, придется забираться на верх скалы и потом ползти вниз. Было так темно, что он едва видел собственные ноги. Но примет разглядел достаточно, чтобы понять, что она там. Он крикнул:

– Есть кто-нибудь?

Песня прекратилась, и что-то хрустнуло, будто сломалась сухая веточка.

– Ага! Ты там!

Не слышно было ни шороха, и он готов был поклясться, что аромат, повеявший из узкого лаза, был смесью запахов меда и дерьма. Почувствовав непреодолимую тошноту; он отпрянул и стал спускаться вниз на берег, изрядно напуганный.

Второй раз он пытался найти ее уже после того, как их выгнали из деревни. Увидев дым и почувствовав на языке вкус жженого сахара, он отложил поход в Палестину и вернулся в Вену. Обойдя стороной черную землю с кое-где торчащими обуглившимися стеблями, стараясь не смотреть в сторону кирпичных груд, которые раньше назывались домами, он пошел прямиком к реке. У излучины, где чуть выше по течению в глубоком месте любила водиться форель, он поправил ружье, висевшее у него за спиной, и, опустившись на четвереньки, пополз вверх.


Еще от автора Тони Моррисон
Боже, храни мое дитя

«Боже, храни мое дитя» – новый роман нобелевского лауреата, одной из самых известных американских писательниц Тони Моррисон. В центре сюжета тема, которая давно занимает мысли автора, еще со времен знаменитой «Возлюбленной», – Тони Моррисон обращается к проблеме взаимоотношений матери и ребенка, пытаясь ответить на вопросы, волнующие каждого из нас.В своей новой книге она поведает о жестокости матери, которая хочет для дочери лучшего, о грубости окружающих, жаждущих счастливой жизни, и о непокорности маленькой девочки, стремящейся к свободе.


Домой

США, 1940-е годы. Неблагополучная негритянская семья — родители и их маленькие дети, брат с сестрой — бежит от расистов из Техаса в Джорджию в городишко Лотус. Проходит несколько лет. Несмотря на бесправие, ужасную участь сестры и мучительные воспоминания Фрэнка, ветерана Корейской войны, жизнь берет свое, и героев не оставляет надежда.


Песнь Соломона

Роман принадлежит к числу наиболее интересных произведений амери¬канской прозы 70-х гг. и впервые знакомит советского читателя с творчеством талантливой писательницы. Центральный конфликт, воплощенный в судьбе главного героя Мейкона Помера, отражает стремление автора понять исторические судьбы негритян¬ской Америки. Мейкон — герой-искатель, которому важно обрести себя как личность, попить и выразить заложенные в нем духовные стремления.


Нобелевская лекция 1993

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жалость

Лауреат Нобелевской премии по литературе Тони Моррисон — автор девяти романов, самый знаменитый из которых — «Возлюбленная». В 1988 году он принес своей создательнице Пулитцеровскую премию, а экранизация книги с телеведущей Опрой Уинфри в главной роли номинировалась на «Оскар» и была названа «одним из лучших фильмов десятилетия». По мнению критиков, Моррисон «не только создала романы поразительной силы, но и перекроила американскую литературную историю двадцатого века».Действие книги «Жалость» происходит в Америке XVII века.


Самые синие глаза

Весной 1941-го ноготки не взошли. Мы думали тогда, что они не взошли потому, что Пекола ждала ребенка от своего отца. Если бы мы меньше грустили и больше замечали, то сразу увидели бы, что не только у нас погибли семена, они погибли везде…


Рекомендуем почитать
Автомат, стрелявший в лица

Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…


Сладкая жизнь Никиты Хряща

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Контур человека: мир под столом

История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.


Женские убеждения

Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.


Ничего, кроме страха

Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».