Джаз - [33]
– В другое бы время я бы тоже ее любила, – сказала она Алисе Манфред. – Как вы. Или как Джо. – Она не сняла пальто и сидела, запахнув обе полы, не давая хозяйке повесить его, в ужасе, что та увидит подкладку.
– Может быть, – сказала Алиса. – Может быть. Теперь этого никогда уже не узнать.
– Я думала, она красивая. А вовсе нет.
– Вполне.
– Вы имеете в виду волосы. И цвет кожи.
– Не надо мне говорить, что я имею в виду.
– Что он в ней нашел?
– Позор. Взрослая женщина, и еще спрашивает.
– Мне надо знать.
– Тогда спросите того, кто знает наверняка. Вы его каждый день видите.
– Не злитесь.
– Захочу и буду.
– Ну ладно. Но понимаете, я не желаю его спрашивать. Не хочу слышать то, что он мне скажет. Вы же знаете, чего я хочу.
– Вы хотите прощения, но я не могу вам его дать. Это не в моей власти.
– Нет, нет, не то. Прощение это не то.
– Тогда что? И перестаньте быть жалкой. Я не выношу, когда вы начинаете быть жалкой.
– Послушайте, вот мы с вами почти одного возраста, – сказала Вайолет. – Мы обе женщины. Скажите мне честно. Не говорите, что я взрослая и сама должна все знать. Ничего я не знаю. Мне пятьдесят, и я ничегошеньки не знаю. Мне что, остаться с ним? Я, наверное, хочу быть с ним. Да, наверное… раньше нет… А сейчас… да, хочу. Хочу в жизни хоть какой-то полноты.
– Очнитесь наконец. С полнотой или нет, у вас одна жизнь. Вот она, перед вами.
– Вы тоже не знаете?
– Во всяком случае знаю достаточно, чтобы понимать, как себя вести.
– Но разве больше ничего нет?
– Чего ничего нет?
– Тьфу ты, пропасть! Ну и где ваши взрослые люди? Мы, что ли?
– Ох, мамочка, – вырвалось у Алисы Манфред, и она тут же прикрыла рот рукой.
Вайолет подумала о том же: мамочка. Мамочка? Вот ты куда попала и не смогла больше вынести ни одного дня? Тень без деревьев, и никто тебя не любит и, покуда есть выбор, никогда больше не полюбит? Все в прошлом, кроме разговоров?
Они смотрели в стороны и молчали. Пока Алиса Манфред не сказала:
– Дайте мне сию же минуту ваше пальто. Не могу больше видеть эту подкладку.
Вайолет встала и сняла пальто, осторожно вынимая руки из рукавов, чтобы не порвать их еще больше. Потом села и стала наблюдать за работой.
– Я попыталась отомстить ему тем же. Единственное, на что у меня хватило ума.
– Дура, – сказала Алиса и рванула нитку.
– Я вот никогда не обзывала его.
– Зато он обзывал, ведь так?
– Ну и пускай.
– И что из этой мести вышло?
Вайолет не отвечала.
– Вернуло вам мужа?
– Нет.
– Воскресило из могилы мою племянницу?
– Нет.
– Мне повторить?
– Что? Что я дура? Нет, не надо. Но вот скажите мне, то есть послушайте. Все, с кем я вместе росла, остались дома. Он все, что у меня есть. Все, что есть.
– Не похоже, чтобы и это у вас было, – сказала Алиса.
Стежки, которые она делала, были абсолютно невидимы.
Сидя в аптеке Дагги в конце марта, Вайолет вертела в руках ложку с длинной ручкой и вспоминала свой утренний визит к Алисе. Она зашла рано. Самое время для домашних дел, а Вайолет знай себе гуляет.
– Я думала, все будет по-другому, – сказала она. – Не так.
Вайолет говорила о своих двадцати годах жизни в Городе, превосходных не то слово, но Алиса и не думала выяснять, что она имеет в виду. Не спрашивала ее, Город ли со своими ровными улицами был виной запоздалой ревности, ни на что не годной, кроме разве что какой-нибудь глупости? И Город ли заставил ее так мрачно оплакать соперницу, годящуюся ей в дочери?
Они вели беседу о проститутках и о женщинах с оружием, Алиса – с раздражением, Вайолет – равнодушно. Затем Вайолет молча пила чай, прислушиваясь к шипению утюга. Женщины так освоились друг с другом, что разговоры зачастую были излишни. Алиса гладила, Вайолет наблюдала. Иногда одна из них бормотала что-то – то ли себе, то ли нет.
– Раньше мне эта штука тоже нравилась, – сказала Вайолет.
Алиса улыбнулась, не поднимая головы. Она и так знала, что Вайолет говорит про крахмал.
– И мне. А мой муж терпеть его не мог.
– Из-за жесткости? Вряд ли из-за вкуса.
Алиса пожала плечами.
– Только тело знает, что ему не так.
Влажная ткань шипела под утюгом. Вайолет подперла щеку ладонью.
– Вы гладите как моя бабушка. Ворот под конец.
– Значит, была настоящая мастерица.
– Некоторые делают наоборот.
– Ага. А потом все сначала. Ненавижу, когда гладят кое– как.
– Где вы научились так хорошо шить?
– Нас, детей, все время заставляли что-нибудь делать. Как там это – про бесов и ленивые руки, сами знаете.
– Мы тоже без дела не сидели, и хлопок собирали, и дрова кололи, и в поле работали. Я понятия не имела, что такое сидеть сложа руки. Больше, чем сейчас, я никогда не бездельничала. Пахали, кололи, стирали, готовили, раздумывали, что сначала, ворот или рукава.
– Я думала, что все будет интересней. Нет, я знала, что это невечно, но, признаться, я думала, что все будет как-то… значительней.
Алиса поправила тряпку, которой держала утюг.
– А вы знаете, ведь он опять возьмется за свое. А потом опять, а потом еще раз.
– Тогда мне лучше его выгнать.
– И что потом?
Вайолет покачала головой.
– Что что? В потолок смотреть.
Алиса сказала:
– Вы хотели правду? Скажу вам правду. Если у вас осталась еще хоть капля любви, любите.
«Боже, храни мое дитя» – новый роман нобелевского лауреата, одной из самых известных американских писательниц Тони Моррисон. В центре сюжета тема, которая давно занимает мысли автора, еще со времен знаменитой «Возлюбленной», – Тони Моррисон обращается к проблеме взаимоотношений матери и ребенка, пытаясь ответить на вопросы, волнующие каждого из нас.В своей новой книге она поведает о жестокости матери, которая хочет для дочери лучшего, о грубости окружающих, жаждущих счастливой жизни, и о непокорности маленькой девочки, стремящейся к свободе.
США, 1940-е годы. Неблагополучная негритянская семья — родители и их маленькие дети, брат с сестрой — бежит от расистов из Техаса в Джорджию в городишко Лотус. Проходит несколько лет. Несмотря на бесправие, ужасную участь сестры и мучительные воспоминания Фрэнка, ветерана Корейской войны, жизнь берет свое, и героев не оставляет надежда.
Роман принадлежит к числу наиболее интересных произведений амери¬канской прозы 70-х гг. и впервые знакомит советского читателя с творчеством талантливой писательницы. Центральный конфликт, воплощенный в судьбе главного героя Мейкона Помера, отражает стремление автора понять исторические судьбы негритян¬ской Америки. Мейкон — герой-искатель, которому важно обрести себя как личность, попить и выразить заложенные в нем духовные стремления.
«Возлюбленная», самый знаменитый роман Тони Моррисон, ее первый бестселлер, награжден Пулитцеровской (1988), а затем и Нобелевской премией (1993). В основе книги – реальные события, происходившие в штате Огайо в 80-х годах ХIХ в.: история чернокожей рабыни, которая убивает свою дочь, спасая ее от рабства. В одноименной экранизации, снятой Джонатаном Дэмме и номинированной на Оскара в 1998 году, роль главной героини с неожиданным блеском сыграла суперзвезда американского телевидения Опра Уинфри.
В этом романе Тони Моррисон показывает темное закулисье маленького американского городка, где живет Пикола Бридлав, единственная мечта которой — голубые глаза. Красота — понятие относительное, но для Америки 40-х годов черной красоты не существует. Моррисон рассказывает сотканную из лоскутов трагедий, невежества, предрассудков историю чернокожей девочки, желающей одного — чтобы на нее взглянули по-другому. А еще — истории множества других людей: ее родителей, одноклассников, знакомых.
Тони Моррисон — первая афроамериканка, удостоенная Нобелевской премии по литературе. Эту высшую награду и мировую известность принес ей опубликованный в 1987г. роман «Возлюбленная» (Пулитцеровская премия, 1988г.), киноверсия которого — с Опрой Уинфри в главной роли — была номинирована на «Оскар». Ныне Тони Моррисон — профессор Принстонского университета, член Американской академии и Института искусств и литературы. Среди многочисленных наград писательницы — медаль Национального книжного фонда за выдающийся вклад в американскую литературу (1996)
Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…
По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.