Джанни Версаче. Жертва красоты и моды - [13]

Ныне остались воспоминания, и я в их власти. Уход Версаче заставляет вспомнить и о тех, кто был в его «интеллектуальной обойме», в кругу его близких, друзей, партнеров, единомышленников…

…Он был в черных очках. Воротник серого длинного пальто поднят. Сломал сигарету, выбросил.

– Чао, Федерико… Я потерял друга. Человечество – своего гения… Смерть безжалостна… Потери неизбежны, но разве это утешает, – говорил мне Марчелло Мастроянни в коротком интервью при прощании с Федерико Феллини в Риме.

…Теперь не стало и Марчелло. Он ушел из жизни в Париже 19 декабря. В 5 часов 45 минут. В квартире своей подруги Анны Марии Тато, на пятом этаже дома 91 по улице Сены. Через полчаса пришла Катрин Денев с дочерью Кьярой…

Марчелло хотел отметить Рождество вместе с дочерью, ожидавшей ребенка. Не успел. Последний спектакль, в котором сыграл Марчелло Мастроянни, назывался «Последняя луна» драматурга Фурио Бордона. Премьера состоялась в Венеции в театре Гольдони. В Венеции было и наше последнее рукопожатие. В Венецию приезжал и Версаче.

– «Перевари» текст пьесы, и ты поймешь, что я хочу сказать всем, – сказал он. – Я верю в жизнь, но все чаще думаю о другом…

В финальной части спектакля сгорбленный Марчелло, в стареньком твидовом пиджаке, в шлепанцах, произносит монолог:

«Я хотел бы умереть на Рождество. Под большой елкой, усыпанной разноцветными лампочками. Вокруг огромная площадь. Медленно падает снег. Я смотрю на него. Рядом два моих брата. Я чувствую себя как дома, в тишине и безопасности. На голове сдавливающая виски шапочка. Словно на ребенке… Скажу правду всем, хотя она неприятна. Это право у меня никто не может отобрать. У меня нет будущего: оно уже не существует…»

…Он словно зачитывал свой «приговор». Но об этом мало кто знал. Зал аплодировал великому актеру. Он улыбался своей мягкой застенчивой улыбкой. Для итальянцев Мастроянни – самый «итальянский актер». Ирония, остроумие, великодушие, хитрость, скромность и бравада…

– О себе рассказывать стесняюсь, – говорил мне тогда в Венеции Марчелло. – Кажется, что повторяюсь. Родился 28 сентября 1924 года в Чочарии в семье ремесленника-краснодеревщика. Кино стало моим призванием, жизнью, хотя начинал в 1944-м с учебы на топографа в военно-географическом институте во Флоренции. Первая серьезная работа в кино в 1947 году в фильме «Отверженные». К «Собачьей жизни» (1950 год) за спиной уже семь фильмов, и можно было даже жениться.

Я обвенчался в 1950-м с Флорой Корабелла. Через год у нас родилась дочь Барбара. Флоре я храню верность самого неверного супруга. Бывает и такое. «Такова жизнь», – говорят не только французы. У меня же мысли чистые… Я постоянен. Всегда верю в любовь. За это любят и меня.

Его как-то назвали «Казанова наших дней», и он ответил:

– У венецианца было в активе 116 дам сердца, как утверждают историки. Писатели создали о Казанове 500 романов и свыше десяти тысяч литературных эссе. Обо мне и моих романах – ни одного. Нет, я не соблазнитель. Для меня «амур» – движение взаимное. В нем я участвую всего «наполовину». Правда, всегда начинал движение первым. Бывали и неудачи. Мечтал о Мэрилин Монро, но, увы… Мечтал о цинской императрице…

В Риме вышла книга о Марчелло Мастроянни, о «личных историях» самого обаятельного, самого соблазнительного, самого остроумного и другого «самого, самого» актера итальянского и мирового кино второй половины XX века. Победителя, как говорят в Риме, по десяти параметрам – «главного любовника-латинянина», налетчика на незащищенные женские сердца.

– Я никогда не был «налетчиком», – не соглашался Марчелло. – Специализировался «на взглядах». Молчаливых, застенчивых, но полных значения. Вспоминаю первую обнаженную женщину. Нет. Их было сразу две. В одном приватном римском доме я честно сказал, что у меня нет денег, а они (неблагоразумные) сказали, что могу убираться. С тех пор в дома свиданий я больше ни ногой. Мрачные заведения. Никаких чувств и подлинных эмоций.

…Жить в окружении прекрасных актрис, с которыми надо еще и работать, совсем непросто. Например, отснята любовная сцена. Электрики и другие, кто находился рядом, хотят знать, как все происходило на «самом деле», не в кино… Еще бы, ведь в объятиях Софи Лорен, Урсулы Андерс… Но у меня с ними не было «общего языка»…

Расстаться с женщиной (а не оставить ее) всегда болезненно. Им, женщинам, проще: они, словно хирурги, режут навсегда. Мужчины «ковыряют» раны…

Из своих дам сердца Марчелло хранил особо нежные чувства к Катрин Денев (в Париже они жили по соседству): «Мы прожили чудесное время. Я всегда смотрел на нее с восхищением. И было на что смотреть. Но затухают даже звезды. Такова жизнь. А жаль…»

Когда они повстречались (как всегда, на съемках), Марчелло было сорок восемь, Катрин – двадцать девять. «В пятьдесят я стал отцом. Это особая ответственность, другое ощущение мира. Печально, что чудеса в личной жизни случаются, когда тебе уже больше пятидесяти…» – скажет он потом.

Встречи становились все более редкими. Несколько раз Марчелло приезжал в Париж. Тайком приходил в школу, чтобы увидеть среди ребятишек свою Кьяру…