«Джамп» значит «Прыгай!» - [32]

– Ах, Бог ты мой, Вик, – в тон отвечал тот. – Имею же я право на частную жизнь.

– Да, но насколько мне известно, ты суперсовременный человек, аскет и ни хрена не понимаешь в искусстве.

– Ну, насчет аскета ты несколько того, – загадочно улыбнулся Корсовский, – насчет современности – одно другому не помеха, а насчет искусства – это самый лучший способ отмывки денег изо всех известных мне на сегодня. Во-первых, на аукционах, что Кристи, что Сотби, все покупки совершенно анонимны, во-вторых, что ни год возрастают в цене, в-третьих, деньги списываются абсолютно законно. Ну а раз уж я этим занялся, то поневоле надо во всем этом дерьме как-то разбираться и обставлять каким-то антуражем…

А затем последовало совершенно упоительное переодевание в кринолины и фижмы, и кофе с коньяком и Игоряшей в роли и наряде короля Людовика.

– Это – поразительно! – шептал изумленный Вика. – Я чувствую, что переношусь в галантный восемнадцатый век – век Шереметевых, Разумовских, Меньшиковых. Я чувствую себя на какой-то совершенно дивной петровской ассамблее.

– То был Третий Рим, – с усмешкой пробормотал Игорь. – Я же мечтаю создать четвертый.

– Ты шутишь?

– Отнюдь. Для этого требуется не так уж много. Несколько сотен миллирдов зелени, несколько урожайных лет. Парочка стихийных бедствий… Наша беда, Вика, состоит в том, что мы боимся будущего. Наши чиновники стараются урвать как можно больше, прежде чем их уволят, и поэтому разворовывают страну на корню. Они живут в нестабильной стране и сами раскачивают ее. Несколько лет стабильности – и они наворуются и успокоются. А стабильность стране могу дать только я, один лишь я. Я заселю Сибирь трудолюбивыми китайцами, я перенесу столицу в родной Муромов, разгрузив Москву от излишнего количества чиновников, я повелю строить прекрасные города, я пошлю армию уголовников на строительство дорог – и тогда эта злосчастная страна станет поистине четвертым Римом.

– Браво, браво! – аплодировал Вика. – Ваше величество – я покорнейшая из ваших подданных.

А затем их ждала брачная королевская постель – огромное лежбище с шелковым златотканым балдахином на резных столбиках. Правда, в разгар любовных игрищ раздался звонок мобильного телефона, и Корсовский, выслушав сообщение, бросил в телефон:

– Немедленно несите все это сюда.

Затем он надел халат и вышел из комнаты. В коридоре его ждал Трубенков в черном плаще и казавшийся совершенной вороной в мире напудренных париков и канделябров.

– У него в комнате мы нашли замаскированную видеокамеру и еще фотокамеру в основании больших настольных часов. В тайниках имеется компромат на всех ведущих политических деятелей и представителей мира искусства… в том числе и на вас…

Трубенкову стало страшно смотреть на этого человека. Он как будто моментально постарел на двадцать лет и осунулся.

– Грязная шлюха, – пробормотал он, разрывая на части собственные фотоснимки в развратных позах, – и это за все то, что я сделал для тебя… Пусть им займется Рахимка.

– Слушаюсь.

Когда в их ночное гнездышко ворвались напудренные лакеи и заковали его в наручники, Вика вначале решил, что с Игорем внезапно случился очередной приступ садизма, и он продолжает любовную игру. Когда затем его швырнули на дно микроавтобуса и повезли в неизвестном направлении, он подумал, что произошло какое-то недоразумение. Но когда в комнату с бетонными стенами и полом вошел суетливый старичок, представился как «Рахим-ака» и осмотрел его, как мясник на рынке осматривает принесенную ему тушу, Вика всерьез испугался и закричал – но было уже поздно.

* * *

– Извини, Лена, дорогая, мне действительно очень жаль.

Валерий Барский вел машину к дому, лужи под колесами «жигуля» превращались в фонтаны. Девушка была в состоянии близком к критическому. Ощущая тошноту и истерику в ее голосе, Валерий старался говорить как можно мягче.

– Иногда в нашей работе встречаются очень неприятные моменты, но, боюсь, с этим ничего не поделаешь. Я очень тебе благодарен, за то, что ты ему не сопротивлялась, это могло бы все испортить… Ты сможешь его опознать при встрече или по фотографии?

– Я эт-того гада… по гроб жизни…

– И не волнуйся. Ты вскоре забудешь и этот случай, и всю эту гадость, Лена, но обещаю, что этот тип не скоро позабудет то, что я с ним сделаю.

Они заехали в огромный двор, образованный четырьмя шестиэтажными домами старой постройки.

Поднявшись на шестой этаж и войдя в небольшую квартирку, Лена сразу же попросилась в ванную. Просидела она в ней минут двадцать, словно отмывая с себя всю грязь и накипь ночного города, осевшую на ее душе за этот вечер.

Вышла она одетая в махровый халат Валерий и убедилась, что на столе ее ждет чашка кофе, рюмка коньяка и два бутерброда, в один из которых она, еще не сев, запустила зубы.

– Это и есть ваша холостяцкая берлога? – спросила Лена, оглядев обстановку а ля «угар НЭПа», «славянский шкаф» и комод с толпою слоников мал-мала-меньше.

– Осталось от хозяйки.

– А почему вы не выбросите всю эту рухлядь?

– Пробовал, – односложно отреагировал Валерий. – Клопы назад притаскивают. – И, увидев, как она почти суеверно вздрогнула, успокоил ее: – Это шутка.