Джакомо Казанова. Величайший любовник или авантюрист-неудачник? - [74]

Прошло уже почти девятнадцать лет со времени его побега из тюрьмы Пьомби. Ему было под пятьдесят, он чувствовал себя бесконечно уставшим и мечтал лишь об одном — осесть, отдохнуть и получить, наконец, возможность свободно гулять по родному городу.

Казанова немыслим без Венеции, хотя там он провел на удивление малую часть своей долгой жизни.

Иэн КЕЛЛИ, «Казанова»

Первый визит в Венеции он, разумеется, нанес Марко Дандоло, который был, как мы помним, одним из друзей сенатора Брагадина, с которым судьба случайно свела Казанову в далеком апреле 1746 года. Маттео-Джованни Брагадин и Марко Барбаро давно умерли, а Марко Дандоло был старым холостяком и жил в своем дворце, выходящем на Большой канал, в трехстах метрах от площади Сан-Марко.

Как оказалось, в Венеции все очень сильно изменилось. Конечно, Марко Дандоло немного помог Казанове деньгами, но это, как говорится, было лишь каплей в море. Конечно, с голода Казанова не умирал, но для человека, привыкшего к роскоши, к игре по-крупному, к женщинам и высшему обществу две-три сотни ливров в месяц выглядели настоящей нищетой. Это был страшный удар по самому больному его месту — по самолюбию. Надо было срочно что-то предпринимать.

* * *

И Казанова предпринял. В ноябре 1776 года он стал… платным осведомителем (конфидентом) инквизиторов. Кстати сказать, в этом же месяце, 29 числа, в Дрездене умерла его мать, а с учетом того, что 18 декабря 1733 года умер и Гаэтано Казанова, это означало, что теперь наш герой стал круглым сиротой.

Говорят, что родители, постоянно балующие своих детей, обрекают их на несчастье. Может быть, это и так. Но родители, вообще наплевавшие на своих детей, тоже явно не делают их счастливыми. Жизнь Джакомо Казановы — тому наглядное подтверждение. Ему уже за пятьдесят, и кто он? Жалкий доносчик, презираемый всеми, в том числе и теми, на кого он работал.

Казанова начал этот новый для себя вид деятельности под псевдонимом Анджело Пратолини. Признаем, статус профессионального стукача довольно необычен для распутного авантюриста, изрядно пострадавшего от тюремного заточения и бесчисленных высылок то из одной страны, то из другой.

Вот, как описывал Казанову в октябре 1772 года венецианский консул в Анконе Бандьера:

«Его можно встретить везде, он выглядит честным человеком, держит себя смело и хорошо одевается. Он принят во многих домах и говорит, что намерен вскоре ехать в Триест и в Германию. <…> Это мужчина высокого роста, здорового, по-видимому, телосложения, с очень смуглым цветом кожи, живым взглядом и коротко остриженными темно-русыми волосами. Мне говорили, что он отличается смелым и беспокойным характером, но более всего остроумием и ученостью в своей беседе».

Почти то же самое писал о Казанове и князь Шарль-Жозеф де Линь:

«Это был бы очень красивый по наружности мужчина, если бы его красоте не мешали черты лица; он высок ростом, сложен, как Геркулес, но у него темный цвет лица; его живые глаза, в которых блестит ум, но постоянно отражаются раздражительность, беспокойство или злоба, придают ему несколько свирепый вид. Его легче рассердить, чем развеселить, и он редко смеется, но умеет смешить других; в его манере рассказывать есть что-то напоминающее дурачащегося Арлекина и Фигаро, делающее рассказ очень забавным. Есть, однако, такие вещи, которых он не знает, хотя и имеет притязание на знакомство с ними, а именно: правила танцев, французского языка, вкуса, знания света и светской вежливости».

И это доносчик инквизиции?

Чтобы заработать немного денег и пополнить свой скудный постоянный доход <…> ему приходит в голову любопытная мысль: стать шпионом на содержании, профессиональным доносчиком на службе Венецианской республики. Казанова — стукач! Он сам предложил инквизиторам свои услуги.

Ален БЮИЗИН, «Казанова»

По всей видимости, дело тут было не только в деньгах… Похоже, что если Казановой и двигала «нужда», то она была двойной: одновременно экономического и нравственного характера.

В Италии оплотами инквизиции всегда были Рим и Флоренция. Венеция поначалу отказалась учредить у себя инквизицию, и туда стали стекаться беглецы из других государств. Вскоре Римский папа потребовал покончить с этим, и власти Венеции сочли за благо не идти на конфликт.

В Венеции инквизиция возникла в XIV веке, однако, в отличие от той же испанской, она следила лишь за политической ситуацией в республике, но не за распространением ереси в широком смысле этого слова. В Венеции инквизиция подчинялась городским законам, а конфискованное имущество поступало в городскую казну. Возглавлял венецианскую инквизицию Высший трибунал, который состоял из трех инквизиторов. Во времена Казановы этими тремя инквизиторами были сенаторы Франческо Гримани, Франческо-Джованни Сагредо и Аоло Бембо.

Светлейшая Венецианская республика во времена Казановы управлялась как независимый город-государство во главе с дожем, избираемым корпусом знати — классом патрициев, которые на протяжении столетий ревниво защищали свои права и привилегии. Хотя жители города, по общему мнению, жили лучше, чем обитатели почти любого другого города в Европе, репутацию Венеции как культурной и красочной столицы, к тому же являющейся морскими воротами на востоке и сохранявшей превосходство на море из поколения в поколение, портило бытовавшие мнение о ней как о репрессивном и скрытном обществе, которым в сотрудничестве с коррумпированной церковью безжалостно правят несколько семейств. Правительство дожей, разодетое в великолепные византийские одежды и пребывавшее в роскошнейшем дворце на площади Сан-Марко, опиралось на сети информаторов, анонимные доносы и объект всеобщего страха — венецианскую инквизицию, инструмент государственных репрессий.