Дж. Р. Р. Толкин - [31]

Сам Толкин понимал — как минимум интуитивно — отличия традиционного брака от современного ему. «Примечательно, — пишет он в том же письме Майклу, — что счастливые браки более обычны там, где «выбор» молодых людей даже более ограничен родительской или семейной властью, пока существует социальная этика совершенно неромантической ответственности и супружеской верности». Едва ли Толкин имел в виду обычный для викторианской эпохи буржуазный брак — кажется, «расчёт» сам по себе его никогда не вдохновлял. В любом случае говорил он в этом месте именно о традиционном обществе, о прошлом и о других странах. Однако и грешил он не столько на изменение общественных условий, сколько на «романтическую традицию» западных литературы и искусства — взгляд «настоящего филолога»! Потому он и искал идеал не в будущем, а в прошлом. Эмансипация же (стоит помнить, что для большинства образованных британцев его поколения она ассоциировалась с революционным буйством суфражисток) скорее раздражала его. В другом месте того же письма он с иронией отзывается об «экономически независимых» женщинах: «Обычно на самом деле подразумевается экономическое подчинение мужчинам-работодателям вместо отца или семьи».

Понятно, что Эдит не могла разделить его научных занятий — Толкин на это и не рассчитывал, да и не хотел. Беда, однако, была в том, что и выходивший всё более для него на первый план «тайный порок» создания мифологии оказался ей чужд. А между тем здесь Толкину была нужна поддержка, было нужно вдохновение, даже какое-то «сотворчество» близкого человека. Первые из «Забытых сказаний» (а именно «Домик Забытой Забавы» и «Падение Гондолина» в 1917 г.) недаром переписывались Эдит. Почему это прервалось — более или менее понятно. «Легендариум» оказался слишком сложен и серьёзен, не более понятен, чем ученые труды мужа. И при этом польза титанической работы по его созданию и бесконечным переделкам была совершенно неясна с всё более важной в растущей семье житейской точки зрения. Чтобы понять и принять всё это, тем более продолжать вдохновлять и сотрудничать, требовалось быть не менее творческим и образованным человеком, чем сам Толкин. Только обращение к относительно «нормальной» литературе, начиная с «Хоббита», вновь позволило Толкину искать у жены сопричастности и одобрения своих работ, но в начале 30-х гг. до этого было далеко, а потом… вырос Кристофер.

И всё же «она была моей Лутиэн и знала это». И это вводит нас из реальной жизни с её бытовыми сложностями в мир «Легендариума». Сколько бы ни возражал Толкин против поиска отражений биографических «фактов» в своих текстах, но, по меньшей мере, его воззрения на женщин, на любовь и брак отразились в них щедро.

Когда один из критиков «Властелина Колец» упрекнул автора в том, что в его мире «нет женщин», Толкин только отмахнулся: «Это не тот вопрос, да и в любом случае неправда». Однако несправедливый критик в данном случае, как думается, уловил нечто действительно существенное: женщин почти нет в мире героев романа. Все центральные персонажи холосты либо вдовцы. Отношения с женщинами (уложенные в одну-две сцены) почти всех женящихся героев женитьбой и завершаются. Собственно, помимо браков, заключаемых под занавес некоторыми героями, на протяжении чрезвычайно «населенного» романа показано только пять супружеских пар, и все эпизодически. Это Саквилль-Бэггинсы (отрицательный образ), Мэгготы, Коттоны (по одной сцене), Бомбадил с Золотинкой (забредшие в роман из написанного Толкином ранее для детей стишка) и Келеборн с Галадриэлью.

Только в самом раннем творчестве Толкина можно найти изображение идеальных браков героев-первопредков с эльфийскими принцессами, от которых происходят в итоговой его мифологии династии Полуэльфов. Это касается и брака Тинувиэли/Лутиэн и Берена в «Книге забытых сказаний» («Сказка о Тинувиэли» и «Науглафринг»), и брака Идриль и Туора в «Падении Гондолина». Во всех позднейших версиях мифологии собственно супружество героев уже не показывается. Конечно, тому есть формальное оправдание — последние сказания о Первой Эпохе, где и должна была об этом идти речь, даже вкратце не переписывались Толкином после 1930 г., а подробно — как раз со времен «Забытых сказаний». Но трудно отделаться от ощущения, что здесь меняются местами следствие и одна из причин. Брак новой Лутиэн Третьей Эпохи, Арвен, с Арагорном тоже не показан вблизи, оставаясь за кадром «Властелина Колец», кроме сцены предсмертного прощания супругов в Приложениях. А ведь Эдит была для Толкина его Лутиэн…

Здесь стоит окинуть взором женские образы у Толкина вообще. Одна особенность их бросается в глаза: почти все сколько-нибудь подробно показанные Толкином женщины активны, энергичны, склонны вести за собой мужчин или даже отодвигать их в тень. Они нередко присваивают мужские социальные роли (правительниц, глав семьи, даже воинов) и почти всегда явно или неявно стремятся к этому. Возможно, что именно эту общую особенность женских образов у Толкина подметил один из корреспондентов Льюиса, к удивленному согласию последнего. Можно вслед за Ретлиффом отметить и ещё одну деталь: практически во всех «межрасовых» браках у Толкина к более «высокому» сорту существ принадлежит жена. Во всех случаях, кстати, это означает, что она на века старше мужа. В этом ряду: эльфийский король Тингол и «фея» Мелиан, Берен и Лутиэн, Идриль и Туор, Арвен и Арагорн, а ещё аналогичный брак Имразора и Митреллас в Третью Эпоху и даже баснословная «жена из фейри» одного из предков Бильбо… Единственная у Толкина попытка «перевернуть» эту закономерность: описанная им уже в 60-х гг. любовь человеческой женщины Андрет к эльфийскому принцу к браку не приводит и завершается трагедией. Образы доминирующих так или иначе женщин вполне отвечали мнению Толкина о женской природе, в том числе в отношении любви: «Женщины вообще намного менее романтичны и более практичны».