Дзержинский - [78]

— Все это не так трагично, господин полковник, — Керенский брезгливым жестом отодвинул газету. — Я уже говорил с Даном и Церетели, Черновым и Гоцем[37]. Нам обещана полная поддержка ЦИК. Сегодня ЦИК примет решение отсрочить открытие съезда Советов с 20 до 25 октября. Это спутает карты большевикам и даст возможность моему правительству взять инициативу в свои руки.

— ЦИК. Съезд. Инициатива. Да поймите же, господин председатель. Настало время действовать не словами, а оружием!

— А это уже по вашей части. — Керенский вышел из-за стола, заложил руку за борт френча — ну прямо Бонапарт — и торжественно произнес:

— Уполномачиваю вас, господин командующий, принять любые меры, кои вы найдете необходимыми, чтобы предотвратить выступления безответственных элементов и обеспечить революционный порядок в столице.

Вернувшись в свой кабинет, Полковников немедленно издал приказ. Самокатчики развезли его по полкам. А через пару часов комиссар Финляндского полка доставил этот приказ в Военно-революционный комитет.

Дзержинский, Подвойский, Мехоношин сгрудились вокруг стола. Антонов-Овсеенко прочел:

— «Весьма спешно. Секретно.

…В случае выступления анархических элементов населения столицы на войска Петроградского гарнизона возлагается задача: во-первых, в корне пресечь всякую попытку мятежа, во-вторых, не допустить занятия правительственных и общественных учреждений и, в-третьих, не допустить погрома и грабежей.

Ввиду того, что главнейшими объектами захвата являются: Зимний дворец, Смольный институт, Мариинский дворец, Таврический дворец, штаб округа, Государственный банк, экспедиция заготовления государственных бумаг, почто-телеграф и центральная телефонная станция, все усилия должны быть направлены на сохранение этих учреждений в наших руках. Для этого необходимо: заняв линию реки Невы, с одной стороны, и линию Обводною канала и Фонтанки — с другой, преградить мятежникам всякий доступ в центральную часть города…»

— Ишь чего захотели — отрезать нас от рабочих окраин, — проворчал Мехоношин.

— «…Для выполнения вышеизложенной задачи весь город разделяю на районы и поручаю их охране и ведению полков в лице их командиров и полковых комитетов», — продолжал читать Антонов-Овсеенко.

Далее командующий округом вменял в обязанность командирам полков: выставить заставы на мостах, решительно разгонять, «не стесняясь применением оружия», всякие попытки отдельных групп к образованию толпы, усилить караулы у важных правительственных и общественных учреждений, организовать наблюдение за своим районом и «иметь в своем резерве всегда учебную команду и роту в 250 человек при пяти офицерах с четырьмя пулеметами, коих без разрешения штаба округа никуда не высылать».

— Ого, да ведь это полное боевое расписание, — сказал Подвойский, когда Антонов закончил чтение.

— Вот вам и конкретный ответ контрреволюции на предательское разглашение секретного решения ЦК в непартийной полуменьшевистской газете, — заметил Дзержинский. — Однако давайте думать, как парализовать приказ Полковникова.

После короткого обсуждения в штаб округа направились восемь комиссаров. Во все основные отделы, а непосредственно к командующему — комиссар ВРК Мехоношин.

Экстренное общегарнизонное собрание, созванное в тот же день ВРК, единогласно проголосовало за полную поддержку Военно-революционного комитета и одобрило направление комиссаров в штаб округа. Однако Полковников комиссаров не принял.

ВРК настаивал, командующий два дня тянул переговоры, ссылаясь на необходимость утверждения комиссаров Временным правительством, а сам тем временем вызвал с фронта «надежные части». И тогда Военно-революционный комитет объявил о том, что штаб округа, порвав с организованным гарнизоном столицы, стал прямым орудием контрреволюционных сил. «Никакие распоряжения по гарнизону, не подписанные Военно-революционным комитетом, не действительны… Революция в опасности! Да здравствует революционный гарнизон!»

Штрейкбрехерами революции назвал Ленин Каменева и Зиновьева в своем письме в ЦК.

«Я бы считал позором для себя, — писал Владимир Ильич, — если бы из-за прежней близости к этим бывшим товарищам я стал колебаться в осуждении их. Я говорю прямо, что товарищами их обоих больше не считаю и всеми силами и перед ЦК и перед съездом буду бороться за исключение обоих из партии»[38].

Феликс Эдмундович пришел на заседание в приподнятом настроении. В ВРК получена телеграмма от Совета латышских стрелков: «40 тысяч наших штыков — в распоряжении Питерского Совета». На местах всюду организуются военно-революционные комитеты, признающие руководство петроградского ВРК. Социалистическая революция уже одерживает свои первые победы.^-

— Я предлагаю потребовать от Каменева полного отстранения от политической деятельности, — заявил Дзержинский, когда дошла очередь до его выступления.

— А от Зиновьева? — спросил Свердлов.

— А он и без того скрывается и в партийной работе участия не принимает, — ответил Феликс Эдмундович под одобрительный смех присутствующих.

Центральный Комитет постановил принять заявление Каменева о выходе из ЦК, вменить в обязанность Каменеву и Зиновьеву не выступать ни с какими заявлениями против решений ЦК и намеченной им линии работы. Принято было также предложение, чтобы ни один член ЦК не выступал против решений ЦК.