Дзержинский - [113]

.

Это большое дело требовало, конечно, времени, а Польревкому необходима была воинская сила немедленно, и Дзержинский принимает участие в организации в Белостоке польского добровольческого советского полка.

По решению ЦК РКП (б) по всей стране шла мобилизация коммунистов-поляков на Западный и Юго-Западный фронты. Руководство этой работой ЦК РКП (б) возложил на мобилизационную комиссию в составе Дзержинского, Мархлевского и Уншлихта, но с отъездом их на фронт практически всеми делами по мобилизации занималась Софья Сигизмундовна, как секретарь Польского бюро при отделе агитации и пропаганды ЦК РКП (б).

Дзержинский в письме к ней настоятельно требует: «Напрягайте с Сэвэром[65] силы, чтобы поскорее прислать сюда людей. Они нужны не только нам, но во все армии Польского фронта, ибо мы сами не сможем непосредственно охватить всю линию фронта».

День Дзержинского проходил в горячке текущих дел, а ночью… Юлиан Мархлевский и Феликс Кон тщетно уговаривали его отдохнуть. Феликс Эдмундович поддерживал оживленную переписку с уполномоченными Польбюро в армиях Западного и Юго-Западного фронтов, с реввоенсоветом фронта, с ВЧК, с особыми отделами, с различными наркоматами. И не ложился, пока все необходимые письма и телеграммы не бывали написаны и отосланы. А таких неотложных дел было много.

В ходе боев Красная Армия вышла к границе с Восточной Пруссией. Надо преградить дорогу антантовскому и немецкому шпионажу. Телеграмма Ленину. Дзержинский просит «обратить внимание на открытую германскую границу». Вторая — члену РВС Западного фронта Смилге: «…Срочно подобрать для всех пограничных с Германией пунктов ответственных комендантов и выделить для охраны границы специальные воинские части».

Кто-то распорядился выселять все польское население из прифронтовой полосы. Сейчас же летит телеграмма в ВЧК: «Огульное выселение поляков пределов Запфронта следует приостановить, следует высылать только заподозренных, пусть Менжинский даст соответствующий приказ».

В период июльско-августовского наступления Красная Армия взяла много пленных. А как с ними работают? И снова письмо в ВЧК. Дзержинский предлагает при допросах военнопленных в армейских особых отделах обращать «сугубое внимание на политическую сторону, памятуя, что каждый военнопленный с первым шагом на советской территории должен почувствовать, что он имеет дело не с национальным врагом, а с товарищем рабочим, освободившим его из-под панского гнета…»

И так каждый день. Все новые заботы требуют его личного вмешательства. А как же иначе? Феликс Эдмундович ни на минуту не забывает, что он не только председатель Польбюро и член Польревкома, но прежде всего член ЦК РКП (б) и председатель ВЧК.

22 августа враг появился в тридцати верстах от города. И не с запада, откуда ждали, а с юга. Над Белостоком нависла угроза окружения.

Во дворец Браницких прибыл запыленный гонец.

— Товарищу Дзерясинскому лично. Из штаба армии.

Феликс Эдмундович разорвал пакет. Пробежал глазами короткое письмо. Суровая складка легла между бровей.

— Командование приняло решение эвакуировать Белосток. Прошу вас, — обратился Дзержинский к Мархлевскому и Кону, — вместе с Богуцким и другими товарищами из комитета КРПП и ревкома мобилизовать городской транспорт, организовать эвакуацию гражданских советских учреждений, партийного и советского актива. Вы эвакуируетесь с этой колонной.

— А ты разве не поедешь с нами?

— Нет. Моя обязанность проследить за организованным отходом войск, предотвратить самое страшное в таких случаях — панику.

Когда колонна Польревкома уже покидала Белосток, Феликс Кон увидел Дзержинского. Он стоял на перекрестке, впереди редкой цепочки бойцов из польского добровольческого советского полка, и задерживал появившихся на улицах Белостока дезертиров.

— Послушай, Юлиан, мы должны уговорить Дзержинского уехать. Ведь ему угрожает самая большая опасность. Ты же знаешь, как люто ненавидит его наша польская буржуазия, какие небылицы пишут о нем, как клевещут. Я уже не говорю о плене, но и любой толстосум, обиженный ревкомом здесь, в Белостоке, пользуясь сумятицей эвакуации, может пустить ему пулю в затылок, — взволнованно говорил Кон Мархлевскому, остановив машину.

— Ничего не выйдет. До революции Главное правление не раз пыталось ради его собственной безопасности удержать Юзефа в эмиграции, он же рвался в Россию, на боевую работу в подполье, и всегда добивался своего, — ответил грустно Мархлевский.

А Дзержинский, отправив на сборный пункт задержанных дезертиров, уже мчался куда-то навстречу приближающейся канонаде.

К мандату члена реввоенсовета фронта и удостоверению председателя ВЧК почти не приходилось прибегать. Люди и так подчинялись его приказам, безоговорочно признавали его руководство. Из Белостока он уходил в числе последних, только после того, как убедился, что отступление приняло организованный характер.

25 августа, уже из Минска, Феликс Эдмундович отправил письмо жене:

«Дорогая Зося! Ты, наверно, в обиде на меня за то, что я не написал до сих пор после оставления Белостока. Причина этому не перегрузка работой, а какое-то отсутствие воли ко всякому действию и словам после слишком сильных переживаний, потребовавших огромного напряжения внимания и воли… Надо было сохранить полное хладнокровие, чтобы без паники одних эвакуировать, других организовать для отпора и обеспечения отступления. Кажется, ни одного из белостокских работников мы не потеряли».