Дзэнский наставник Догэн - [7]

Предпосылкой единства практики и просветления является «буддовость» природы человека. Подобно тому как неоплатоники считали свою монистическую метафизику вершиной греческой философии, Догэн и его ученики относились к доктрине дзадзэн, которая включала в себя как метафизические понятия, так и феноменальные откровения, как к истинной сущности буддизма. Если Закон Будды и дзадзэн нераздельны, достаточно познать дзадзэн, или, как более утонченно заметил Догэн, «познать дзадзэн как дзадзэн…Несмотря на то что человек должен познать дзадзэн как Закон Будды, как он сумеет познать Закон Будды как таковой, если не познает дзадзэн как таковой?» Итак, все и вся постигается посредством дзадзэн.

Ученики Догэна с энтузиазмом восприняли подобное упрощение буддийского учения, ибо оно значительно сокращало путь к спасению. Фундамент, стены и крыша здания выстраивались в единую архитектурную композицию. Сущность бытия раскрывалась в отождествлении практики и просветления. Для просветленного взора исчезали противоречия между субъектом и объектом, а в обыденной жизни ученик дзэн не делал различия между средствами и целью, между желанием и вожделенным объектом. Таким образом, монах занимался медитацией не потому, что стремился достичь некой возвышенной цели, но в силу того, что практика воспринималась как непрерывный процесс просветления.

С точки зрения Догэна, дзэн — путь к совершенному единению. Первым и основным дзэнским переживанием является осознание единства тела и разума, то есть состояние, внешне выраженное сидячей позой. Этой позой начинается путь в царство просветления, ибо материальность неизбежно связана с духовностью, а все будды непременно выражают просветленность своей природы посредством сидячей медитации.

Далее просветленный обретает единство с природой и человечеством. У Догэна озарение стало тем источником, который питал его любовь к природе. В практике коанов, которую Догэн не отрицал, а считал лишь второстепенным средством, он рекомендует ученикам не стремиться к постижению парадоксов как к конечной цели. Напротив, он настаивает на том, что разрешение конкретной задачи, поставленной перед учеником в ко-ане, должно осуществляться в контексте решения вселенских задач. Невозмутимо восседая наедине с природой, он постигает единство всех вещей, что, в свою очередь, является решением всех загадок, предлагаемых в коанах.

Опыт постижения единства распространяется на повседневную жизнь. Просветленный, то есть тот, кто видит Единого во всем, постигает сущность всех вещей. Для него перестают существовать различия между «чудесным» и «обыденным». Чудесный мир, о котором говорят сутры, есть не то иное, как мир повседневной реальности; мир деревьев, травы и цветов; мир гор, рек и океанов. Точно так же медитирующий не испытывает никаких особых изменений в сознании и теле. И все же для новичка это состояние является «чудесным», подобным «полнолунному» просветлению. При этом не имеет значения, если во время сидячей медитации возникают стремления и желания, которые затем исчезают, опустошая ум. Так же не имеет значения то состояние, когда разум погружается в пучину бессознательного или происходит то, что принято называть «Великим Просветлением».

Второй отличительной чертой монистического учения Махаяны является отождествление цикла становления в сансаре с абсолютным покоем нирваны. Бесконечность становления в последовательности рождений и смертей соответствует реальной природе Будды. Стираются границы между ноуменальным и пустотным, феноменальным и абсолютным. Догэн поясняет: «Все сущее есть природа Будды. Часть всего сущего мы называем «живыми существами». Сущность природы Будды обретается как внутри, так и вовне живых существ». Исходя из этой предпосылки, Догэн выводит формулу бытия и времени. Все существа растворяются во времени. Вне времени нет бытия. Существовать — значит (чем-то или кем-то) становиться: «Когда мы говорим о времени и бытии, то время уже и есть бытие. Все сущее есть время». Время — это движение абсолютного бытия. Соотношение объектов во вселенной соответствует соотношению моментов во времени. Догэн определяет эту взаимосвязь весьма конкретно: «Для цветов доступны все цвета, ибо каждое время года также имеет свои цвета, такие, как голубой, желтый, белый и так далее. Так же как с весной появляются цветы, так и появление цветов соответствует весеннему периоду».

Согласно такому представлению, время несопоставимо ни с субстанцией, ни с пространственной протяженностью. Подобно объектам, моменты времени сосуществуют в единой вселенной. Каждый такой момент самодостаточен, ибо представляет настоящее вне связи с прошлым и будущим. В связи с этим Догэн дает следующее указание: «Сосредоточь свое сердце на упражнении лишь в данный момент, не теряя свет времени». «Сейчас» — это абсолют. Подобно тому как Будда воплощен в каждой элементарной частице, присутствует в каждом зерне риса или капле воды, так и просветление достигается в каждом моменте времени. Следовательно, каждый момент человеческого опыта бесценен. Для просветленного целостность жизни заключается в одном истинном упражнении. Для того, кто практикует, Будда, пресуществующий в изначальном просветлении, становится реальным в каждый момент времени. Осуществлять жизненный опыт, не питая иллюзий и в соответствии с буддийской Истиной, — значит жить в настоящем и настоящим. Именно это, и ничто иное, и есть дзэн.