Дюжина ножей в спину - [44]

Реакция Людмилы была неожиданной - она оттолкнула санитара и сорвала простыню с криком: "Ты жив?!" Я пробурчал, что все в порядке. Она по-русски обругала санитара, повергнув того в шоковое состояние. Позже ей разъяснили, что вывозить послеоперационного пациента вперед ногами - общепринятая во Франции практика для отслеживания дыхания больного, а простыня служит дополнительной профилактической мерой для дезинфекции.

Вплоть до глубокого вечера Людмила находилась в тот день рядом со мной, ухаживая и помогая мне прийти в себя. Мы не поверили своим глазам, когда медсестра принесла ужин с бокалом красного бургундского вина спустя всего несколько часов после коронарографии. Либерализм больничного меню поистине безграничен. Да и разве может француз или гость Франции ужинать без национального вина, будь он хоть при смерти?! И вообще больничные порядки здесь либеральные, к тебе могут приходить сколько угодно посетителей, в больничном ресторане ты можешь заказать для них обед (разумеется, за дополнительную плату).

Спустя день, врачи обрадовали меня своим решением отказаться от операции аортокоронарного шунтирования и предписали консервативное медикаментозное лечение.

Кроме жены меня опекал в те дни и наш друг Владимир, неплохо знающий медицину и помогший с переводом. Пишу сейчас о Владимире и не могу не вспомнить о моем страшно несправедливом отношении к нему в бытность мэром Петербурга. Как-то раз он приезжал в город по делам и хотел обсудить со мной ряд вопросов, однако тогда как назло я настолько был загружен текущими проблемами, что отмахнулся от него и просил отложить беседу на будущее. Вспоминая этот и другие эпизоды моего пребывания во власти, еще и еще раз убеждаюсь - власть портит и калечит людей. Об этом я писал еще в своей первой книге "Хождение во власть" в 1990 году. Когда мне доводилось покорять в молодости горные вершины, на высоте всегда ощущалась нехватка кислорода и, если ты надолго задерживался там, могла возникнуть горная болезнь. Властная высота не менее опасна.

Не могу сказать, чтобы я стал циником или эгоистом во власти, либо испытал упоение властью и стал свысока смотреть на других. Для меня нахождение во власти было прежде всего интересной работой и возможностью реализовать давние идеи. Но и считать, что был всегда безупречен, - было бы неправдой.

В реальной жизни все оказалось куда сложней, чем представлялось. Многому приходилось учиться на ходу. Но власть - это прежде всего время, отпущенное тебе на осуществление задуманного. А жизнь постоянно отвлекает на текущие дела, и главного делать не успеваешь.

Ведь с чем мы - демократы первой волны - шли во власть? С желанием покончить с господством коммунистической номенклатуры, с желанием изменить отношения между человеком и властью, освободить конкретного человека от произвола бюрократической власти, ликвидировать привилегии власть имущих и т. д. А жизнь подбрасывала то путчи, то распад страны, то угрозу надвигающегося голода - и так каждый день, а время шло, и главное дело демократии дебюрократизация власти, уменьшение зависимости человека от государства, от произвола со стороны чиновников, - к сожалению, не делалось или делалось плохо, с постоянными оглядками, с потерей времени. Это общая наша вина, так как в конечном счете мы упустили шанс на быструю демократизацию страны, позволили нашим противникам исподволь дискредитировать саму идею демократии и получили то, что имеем сегодня: полукриминальное полицейское государство и грабительский капитализм под благозвучным названием - "номенклатурная демократия".

Начав свое хождение во власть, я отдавал себе отчет в том, что это временное занятие и нужно вовремя власть покинуть, пока самоуверенность, амбициозность, подхалимаж и прочие пороки не захлестнули тебя, пока властвование над другими людьми не превратило тебя в мутанта, которому ты сам еще несколько лет назад не подал бы руки. На моих глазах подобное превращение происходило с Ельциным и его окружением. Но, конечно, свой уход из власти я видел по-другому: делом чести было исполнить долг перед городом и страной обеспечить необратимость реформ, заложить незыблемый фундамент демократии. А в Петербурге решить главную проблему - уничтожить коммунальные квартиры и весь тот повседневный бытовой ужас, который с ними связан. Но жизнь распорядилась иначе.

Во мне постоянно жило подспудное желание освободиться от бремени власти, чтобы вернуться к нормальной личной и профессиональной жизни. Настоящая счастливая жизнь, которая, как я считал, и наступит после отставки - наступила не по моей воле и не так, как я представлял. И оказалась совсем иной счастьем здесь и не пахло. Драматическая утрата власти и последовавшие за этим травля и преследования, однако, как это ни покажется странным, сыграли и положительную роль.

Я снова вернулся к себе - обычному человеку и гражданину, семьянину, преподавателю, ученому, публицисту. Более того - нормальному человеку с естественным восприятием жизни. Прилипшие к облеченному властью Собчаку, но чуждые мне по сути наслоения - разом отпали. Моим друзьям и знакомым стало куда приятнее общаться со мной. И это сегодня для меня большое благо.