Дюжина межгалактических мерзавцев - [22]

Нравы здесь царили самые дикие. Причем, жесткость уголовники проявляли не только к другим, но и по отношению к себе. Больные зубы они, к примеру, обычно драли с помощью пассатижей. Но эта операция выглядела просто детской забавой в сравнении с другой стоматологической операцией. Заключенные вытачивали коронки из меди, используя для шлифовки бетонный пол и напильник. Тем же самым инструментом обтачивался зуб. Несколько уголовников держали больного под руки, а третий проворно орудовал у него во рту рашпилем. От тошнотворного звука и ужасающего воя несчастного можно было свихнуться. Когда все заканчивалось, он, счастливый до невозможности, сидел на койке и трогал отремонтированную таким варварским способом челюсть. «Красота требует жертв!» – услышал я однажды от одного такого «красавца».

Заключенные совершали поступки лишенные всякой логики. К примеру, однажды посреди ночи один из уголовников проснулся злой, как черт. Вскочил со шконки и принялся орать. Потом стащил за ногу одного из сокамерников и от всей души зарядил ему в челюсть. После содеянного улегся, как ни в чем не бывало, на место и заснул. Я уже немного разбирался в лагерной иерархии и понимал, что тот несчастный, которому ни с того – ни с сего досталось на орехи, не сможет ответить своему обидчику. Однако и на дне уголовного сообщества он не был. Поднимаясь с пола, он яростно ругался, но свершить справедливое возмездие не посмел. Вместо этого выместил ярость на первом попавшемся – ткнул его носком сапога под ребра, приговаривая: «Получай! Думал, ничего тебе не будет? Не на того напал!»

Мне оставалось только порадоваться, что в этот бессмысленный конфликт не втянули меня. В эту ночь я так и не сомкнул глаз, опасаясь, что безумец проснется и снова кинется на кого-нибудь из нас. Но приступ злобы в этот день у него больше не повторялся. Хотя всю следующую неделю он громко бормотал во сне и проклинал кого-то.

В колонии постоянно кого-нибудь били. Иногда за дело, но чаще всего просто так, от скуки. Несчастная жертва могла выть и стонать от боли, но никто из надзирателей не пришел бы ей на помощь. Я испытывал острую жалость, наблюдая, как калечат очередного сапиенса, за кражу кусочка сухого пайка, неосторожно сказанное слово или проще – проиграв его здоровье в карты. Именно так это и называлось «проиграть здоровье».

Однажды здоровенный бугай – он прибыл в лагерь всего неделю назад – не отрываясь, долго смотрел, как избиваемый извивается на каменном полу под ударами тяжелой тюремной обуви. Глядя на этого крепкого широкоплечего детину с простым лицом и огромными кулачищами, я подумал, что есть еще, есть, богатыри, способные вступиться за безвинно страдающих в заключении. И я не ошибся в своих ожиданиях. Громила ринулся в толпу негодяев… и немедленно присоединился к ним. Попав избиваемому носком ботинка прямо в лицо – из разбитой брови брызнула кровь, он счастливо расхохотался. Благодаря этой молодецкой удали, не разбирающей кто прав – кто виноват, а просто лупящей всех без разбору, вскоре в камере он сделался своим в доску. Да и как им не дружить с таким бравым парнем, когда он всякому, кто косо посмотрит, может немедленно презентовать удар в челюсть. Беззубые заключенные вовсю скалили щербатые рты, лишь бы показать, как он им нравится.

Этот метод завоевания тюремного авторитета мне совсем не подходил. Драться я не любил, да и не умел. Расправ над слабыми не одобрял. И все больше замечал, что отдаляюсь от коллектива. Если поначалу со мной разговаривали, интересовались, нет ли закурить папироски или пьянящего колоска, спрашивали, за что посадили, то теперь все больше держались в стороне, будто знали обо мне что-то такое, чего не знал я.

У меня не могло быть ничего общего с подобными сапиенсами. И я вполне логично опасался за свою жизнь. Помню, как проснулся утром пятого дня на вонючем силиконовом матрасе, и обрадовался, что все еще жив. Ночью меня не беспокоил никто, кроме клопов. Непривычное к тяжелому физическому труду тело отзывалось болью на каждое движение – добыча золотоносной руды работа не из легких.

С трудом сдержав стон, я приподнялся на локтях и оглядел темное помещение барака. Правительство Федерации было безжалостно к оступившимся гражданам – серые бетонные стены, ряды двухъярусных нар. Между нарами имелся узкий проход, ведущий к санузлу. Если так можно было назвать его циничную профанацию. Дыра в полу для отправления естественных надобностей и ржавый умывальник в углу – вот и весь тюремный санузел. Откуда взялась ржа ума не приложу – воды он не видел никогда. Изогнутый кран был пуст. Ты мог скончаться от жажды, стараясь извлечь из него хотя бы каплю, но и тогда тюремные власти не озаботились бы включением водопровода. Полагаю, он имел не столько декоративную функцию, сколько призван был пытать нас своим присутствием, предполагая наличие воды.

Мыться заключенных водили в общую душевую, согласно санитарным нормам – два раза в неделю. Душевая кишела кровососущими жучками, как будто здесь находилось их гнездовье. Укусы насекомых оказались болезненны, а место укуса чесалось несколько дней. Жучки досаждали куда сильнее клопов. Последних я уже через месяц воспринимал, как неизбежное зло – во время короткого сна не замечал вовсе. Спал я по-прежнему чутко, тем более что вскоре надо мной сгустились тучи.