Дымная река - [149]

Капитан Эллиотт потер подбородок.

– Года два. Может, три.

– Два-три года!

Бахрам подумал о сердитых письмах, скопившихся в конторе, и представил, как будет объясняться с инвесторами; перед глазами возникли злорадствующие шурины, осыпающие Ширинбай попреками: «Говорили тебе, он жулик, а ты позволила ему промотать твое наследство…»

– Наверняка ваши инвесторы подождут, мистер Модди, – не отставал Бернэм. – В конце концов, это лишь вопрос недолгого времени.

Время!

Уже весь зал смотрел на Бахрама, и гордость не дала ему сказать, что вот времени-то у него нет совсем. Двухлетняя задержка расчетов станет нарушением договора, и предательство капитана Эллиотта обернется крахом, банкротством и долговой тюрьмой.

Но здесь и сейчас об этом не скажешь. Бахрам выдавил улыбку:

– Да, конечно. Мои инвесторы подождут.

Торговцы кивнули и отвернулись. Избавившись от их взглядов, Бахрам попытался сидеть спокойно, однако это ему не удалось – руки-ноги ему не подчинялись. Подхватив полы ангаркхи, он тихонько выскользнул из зала. Свесив голову, Бахрам слепо брел коридорами фактории, потом вышел на улицу, где даже не взглянул на китайских купцов, и уже на майдане услышал, что его окликает знакомый голос:

– Бахрам-бхай! Бахрам-бхай.

Он остановился, поджидая запыхавшегося приятеля.

– Что тебе, Задиг-бей?

– Верно ли, что капитан Эллиотт попросил всех торговцев сдать опий?

– Да.

– И они согласились?

– Да.

– Что будешь делать, Бахрам-бхай?

– А что я могу сделать? – Бахрам смахнул навернувшиеся слезы. – Сдам груз, как все.

Задиг подхватил его под руку и повел к реке.

– Это всего лишь деньги, Бахрам-бхай. Скоро ты вернешь, что потерял.

– Дело не в деньгах, Задиг-бей.

– А в чем?

Бахрам сглотнул душившее его рыдание.

– Я продал душу Ахриману, – просипел он. – И оказалось, напрасно. Зазря.

Нил вышел на майдан, и тут его окликнули из палатки толмачей.

– Для тебя сообщение от Комптона, – сказал Юн-Том. – Завтра в полдень ты приходить Старая Китайская улица. Он быть там.

– Возле заслона?

– Да, там.

– Хорошо.

На другой день в означенное время Нил подходил к условленному месту. На фоне безлюдной улицы и запертых лавок преграда, сооруженная из заостренных бамбуковых стволов, выглядела весьма внушительно, караульные были вооружены мушкетами и саблями.

Нил невольно замедлил шаг, всматриваясь в скопище зевак на противоположном конце улицы. Он бы, наверное, не разглядел Комптона в плотной толпе, если б тот не помахал рукой:

– А-Нил! Я здесь!

Печатник предъявил дежурному офицеру дощечку с иероглифами, после чего Нилу позволили миновать заслон.

– Что вы ему показали, Комптон? – спросил Нил. – Почему меня пропустили?

– Важное дело. Сейчас поймете.

В печатне Комптон отпер шкафчик и подал Нилу бумажный листок:

– Вот, посмотрите.

Список из восемнадцати фамилий, где против каждой значились цифры, был выполнен иероглифами и продублирован латиницей. Нил сразу понял, что это перечень главных иноземных торговцев, ведущих дела в Кантоне.

– Что это за цифры?

– Груз опия, заявленный купцами. Как думаете, не врут?

Первым в списке значился Ланселот Дент, его груз был самым крупным – свыше шести тысяч ящиков. Вторым шел Бахрам, против его имени стояло число 2670.

Заметив, что Нил колеблется, Комптон сказал:

– Чен-ман, только честно, А-Нил. Это весь его опий?

– Деталей я не знаю и могу только предполагать, но думаю, что число верное. Однажды наш управляющий сказал, что в шторм хозяин потерял чуть больше десятой части груза. А в другой раз он обронил, что разбились триста с лишним ящиков. Если посчитать, все сходится.

Комптон покачал головой:

– Потеря большая – почти миллион таэлей серебром.

– Да ну? – опешил Нил. – Так много?

– Хай-бо, серьезный урон! – Комптон ткнул пальцем в листок: – Что скажете о других?

Нил обратил внимание на имя Бернэма, против которого стояла скромная тысяча, и радостно усмехнулся. Наконец-то появилась возможность хоть немного поквитаться за причиненное зло.

– Вот это число неверное, – сказал он.

– Откуда знаете?

– Счетовод Бернэма – мой приятель. Он говорил, что нынче его хозяин взял груза больше, чем сет Бахрам-джи.

– Вот как?

– Да. Сведения точные.

– Хорошо, я прослежу, чтобы они дошли до комиссара.

С каждым днем Бахрам спал все хуже. Слуги закрывали ставни наглухо, и все равно яркий свет с майдана исхитрялся проникнуть в спальню. По стенам и потолку бродили колеблющиеся тени патрулей, совершавших обход, а гулкое эхо команд, звучавших на площади, доносилось даже сквозь затворенные окна.

То и дело Бахрама будили звоны гонгов и кимвал, и он лежал без сна, таращась на призрачные тени и прислушиваясь к голосам. Порой чудились шаги в коридоре и шепот возле кровати, и тогда Бахрам еле сдерживался, чтобы не дернуть шнур вызывного звонка. Но Вико не пришел бы (он занимался доставкой груза со шхуны на склад, устроенный на берегу), а кроме него поговорить было не с кем.

Даже опийная настойка не помогала – от нее все звуки казались громче, а сны становились ярче. Однажды после доброй порции настойки привиделся сон, в котором Чимей пришла в индийскую факторию. В прошлом она частенько грозилась это проделать – такое, говорила она, бывало сплошь и рядом: переодевшись в мужское платье и заплетя косицу, «цветочницы» тайком пробирались к чужеземцам, и все было шито-крыто.