Дымка. Черный Красавчик - [103]

– Посмотри, Вилли, – сказал он мальчику, – эта лошадь видела лучшие дни.

– Бедный старина! – сказал мальчик. – Дедушка, как ты думаешь, он был когда-нибудь каретной лошадью?

– О да, мой милый! – отвечал фермер, осматривая меня со всех сторон. – Посмотри, какие у него уши и ноздри, какая шея, какие плечи! Это очень породистая лошадь.

Он ласково погладил меня. В ответ на его нежность я протянул к нему морду. Мальчик тоже стал меня ласкать.

– Бедный, как он понимает ласку, дедушка! – воскликнул мальчик. – Отчего ты не купишь его? Ты мог бы откормить его и поставить на ноги, как, помнишь, ты выхолил Лэдибэрд?

– Милый мальчик, Лэдибэрд была моложе, она была только загнана. К тому же я не могу каждой лошади вернуть здоровье и молодость.

– Знаешь, дедушка, и эта лошадь не совсем старая, я уверен. Взгляни на ее гриву и на хвост. Осмотри ей рот, тогда ты узнаешь ее возраст. Она, правда, очень худа, но глаза у нее не ввалились, как у очень старых лошадей.

Старый фермер рассмеялся.

– Да ты, брат, такой же будешь лошадник, как дедушка, – сказал он.

– Дедушка, да посмотри же зубы этой лошади и спроси цену. Я уверен, что она помолодеет на наших лугах.

– Мальчик-то толк в лошадях понимает, – вставил свое слово человек, который привел меня на базар. – Конь хороший, и доктор ихний так говорит, загнали его только на извозчичьей езде. Доктор сказал, что в шесть месяцев можно лошадь выходить; грудь и ноги здоровые. Я ходил за ней последнюю неделю и должен сказать, что никогда не видал лошади добрее и приятнее. За нее стоит отдать пять фунтов стерлингов. Она отлично выходится на траве. Право, готов поручиться, что к весне можно будет за нее взять двадцать фунтов.

Старый фермер засмеялся, а мальчик стал горячо просить своего деда.

– Дедушка, ты не станешь беднее, если купишь эту лошадку, – говорил он. – Ты сам говорил, что последнего жеребенка хорошо продал и выручил на нем пять фунтов, – как раз то, что просят за лошадь.

Фермер ощупал мои ноги; жилы в них были натянуты и припухли. Потом он осмотрел рот.

– Тринадцать или четырнадцать лет? – спросил он. – Ну-ка проведите лошадь.

Я вытянул свою несчастную тонкую шею, приподнял хвост и старался придать, сколько мог, гибкости одеревеневшим ногам.

– Какая ваша последняя цена? – спросил фермер, когда меня привели на место.

– Пять фунтов. Хозяин не велел брать меньше.

– Прямой обман, – сказал старый господин, качая головой; но при этом он вынул кошелек с деньгами.

– Есть у вас тут еще какое-нибудь дело? – спросил он конюха, отсчитывая ему требуемые деньги.

– Нет, сударь, – отвечал конюх. – Я могу довести вам лошадь до вашей гостиницы.

– Пожалуйста, ступайте за мной.

Мои покупатели пошли вперед, а меня повели сзади. Мальчик не мог скрыть своей радости, а старик, видно, был доволен, что сделал удовольствие внуку. Меня хорошо накормили в гостинице, после чего на мне поехал шагом слуга нового хозяина. Когда я прибыл на место, меня поставили под навесом на большом лугу. Господин Гуд, так звали моего хозяина, приказал давать мне овса и сена утром и вечером, а днем выпускать на траву.

– А ты, Вилли, – сказал он внуку, – присматривай за нашей новой лошадью. Я отдаю ее на твое попечение.

Мальчик гордился доверием деда и очень серьезно исполнял возложенную на него обязанность. Не проходило дня, чтобы он не посетил меня и не принес мне какого-нибудь лакомства вроде моркови. Он стоял подле меня, смотрел, как я ел, и всегда ласкал меня и осыпал нежностями, так что я очень к нему привязался. Он называл меня «Стариком», а я ходил за ним по лугу; иногда Вилли приводил с собой дедушку, который всегда внимательно осматривал мои ноги.

– В ногах весь вопрос, Вилли, – говорил он внуку. – Впрочем, лошадь настолько уже поправилась, что, пожалуй, к весне мы ее и не узнаем.

Полный отдых, хорошее питание, мягкая трава и немного правильного движения до того хорошо действовали на мое здоровье, что и настроение мое изменилось. Я повеселел.

От матери я унаследовал хорошее здоровье, и в детстве меня не обременяли тяжелой для меня работой, вот почему мне было легче поправиться, нежели другой лошади, чуть не с рождения взятой на работу. В продолжение зимы ноги мои очень поправились, и, когда наступила весна, фермер Гуд решил попробовать заложить меня в кабриолет. Я очень обрадовался этому.

Не было дня, чтобы он не принес мне какого-нибудь лакомства.

Гуд правил сам и давал править Вилли; я пробежал несколько миль легко и приятно. Ноги стали опять гибкими.

– Он у нас помолодел, Вилли, – сказал дед, – теперь можно давать ему нетрудную работу. К лету, пожалуй, он выправится не хуже Лэдибэрд. У него чуткий рот и отличный ход.

– Как хорошо, что ты купил его, дедушка! Он славный конь, – радостно проговорил Вилли.

– И я рад, что купил эту лошадь, мой милый. Она тебе обязана этим. Теперь надо найти ей приличное, спокойное место, где ее сумеют оценить.

XLVI. Мое последнее жилище

Раз летом конюх так усердно и заботливо чистил меня, что я сообразил, в чем дело: меня, очевидно, ожидала перемена жизни. Мне вычистили ваксой копыта, разобрали тщательно гриву и челку и даже на сбрую навели особый глянец. Вилли, садясь с дедушкой в кабриолет, был, видимо, озабочен моей судьбой.