Дым отечества, или Краткая история табакокурения - [45]

) — и Жукова табаку. Желание это было исполнено в тот же день; не помню я, какая трубка у меня была, но четвертьфунтовую, в синей бумаге, пачку знаменитого желтого «Жукова кнастеру» едва ли кто из куривших его в прежние времена может забыть. Аромат его, кажется мне, и теперь я узнал бы из множества в природе существующих запахов так же, как и впоследствии Mariland (правильно: Maryland. — И. Б.) doux и соломенных пахитос. Как мне ни было тоскливо и отвратительно на душе, но, набив трубку милейшим табаком и потянув его, я почувствовал как бы разлившееся по жилам моим приятнейшее ощущение».

Потом, правда, «оно сделалось обыкновенным», но так и всегда бывает с курением — сначала хорошо, а потом плохо.

Говоря об успехах Жукова, «Северная пчела» писала: «Он развил эту отрасль промышленности, распространил, усовершенствовал и довел до того, что делаемый в России табак стали выписывать как лакомство за границу». И разумеется, в заслугу «русскому самородку» следует отнести то, что он практически вытеснил с отечественного табачного рынка «вакштаф», «канастер» и в особенности «дрейкениг» («три короля»). Этот последний табак назывался так в память «Священного союза трех монархов» — российского, австрийского и прусского, заключивших 26 сентября 1815 года союз в Париже. Иностранные табаки, уносившие за пределы Российской империи ежегодно миллионы рублей, доставлялись в Петербург из Гамбурга в период навигационного сезона, что обходилось чрезвычайно дешево и без конкуренции.

Во второй половине XIX века дела у Жукова пошли на убыль (уже в начале 1860-х годов «вакштаф» его фирмы трудно было приобрести в Петербурге, не говоря уже о провинции), ибо петербургские курильщики переориентировались на папиросы. Жукову не удалось наладить их производство, хотя такие попытки им и предпринимались. В справочнике по Петербургу, вышедшем в свет в 1874 году, его фабрика упоминается как «одна из старейших… Лет 30 назад пользовалась огромной известностью; ныне производит на сумму не свыше 140 тыс. руб.».

В 1870-е годы, не выдержав папиросной конкуренции, предприятие Жукова прекратило существование. Фамилию удачливого фабриканта, однако, будут вспоминать еще долго, ибо она увековечена его современниками, в частности, литераторами. Так В. В. Крестовский, автор «Петербургских трущоб», писал: «Пар от пуншевого стакана и дым «жукова», испускаемый из длинного черешневого чубука, наполняли комнату особенным благоуханием».

Современник фабриканта, между тем, справедливо отмечает: «Успех Жукова возбудил ревность в других, и мало-помалу развелось у нас столько табачных фабрик, что теперь их по несколько на каждой улице».

Все так, однако табак Жукова еще долго спрашивали не только в Петербурге, но и далеко за его пределами.

С начала 1850-х годов Жуков жил в доме 2 по Лештукову переулку (ныне переулок Джамбула), в квартире 19 — тогда дом числился под номером 71 по набережной Фонтанки, а ныне по набережной Фонтанки, 80. На этом переулке Жуков владел в разные годы как минимум тремя домами. Право, стоило бы отметить последнее пристанище Василия Григорьевича мемориальной доской в память об этом поистине уникальном человеке, без которого история Петербурга неполна (а история Лештукова переулка — тем более!). Переулку Джамбула, носившему с конца XVIII века фамилию лейб-медика Ж.-А. Лестока, до неузнаваемости искаженную петербуржцами, давно бы пора вернуть его исконное имя. Как и нынешней улице Жукова (не путать с проспектом Жукова, названным в честь маршала Г. К. Жукова). Улица Жукова впопыхах была наименована 4 августа 1923 года в честь безликого и давно и заслуженно забытого коммунистического функционера. Не следует ли и ей возвратить ее родное название — Варваринская улица?

6. «Лаферм», или байки дяди Корнея

В 1840-е годы в Петербург в качестве специалиста-гидропата[23] прибыл немецкий барон Йозеф Гоффман. Не найдя работы по профессии, он в начале ноября 1852 года открыл на Невском проспекте, в «Пассаже», небольшую табачную лавку с мастерской и занялся в ней изготовлением папирос на продажу. В Петербурге выходца из Галиции, бывшего католического священника, ставшего к 1850-м годам бароном Йозефом Гупманом де Балбелла, не-состоявшегося гидропата, сделавшегося табачником, стали называть на русский манер — Осипом Михайловичем.

В 1868 году московский 1-й гильдии купец, потомственный почетный гражданин Роберт Шпис (1819–1897) и фридрихсгамский, а также санкт-петербургский 1-й гильдии купец, потомственный почетный гражданин Вильгельм Стукен (1821-?; занимался биржевыми операциями в фирме «Стукен и Шпис») совместно с временным санкт-петербургским 2-й гильдии купцом[24] Йозефом Гупманом (в учредительных документах он также назван «австрийским помещиком») основали табачную фабрику «Общество табачных изделий «Лаферм»» (Гупман, правда, в то время находился в Дрездене, где владел другой табачной фабрикой, что не помешало ему стать основателем и петербургского производства). Первое время фабрика помещалась на Невском проспекте, 46 (дом купца Лихачева, на месте которого в 1902 году по проекту Л. Н. Бенуа было построено здание Московского купеческого банка). С целью расширения дела В. Стукен и Р. Шпис в 1870 году купили земельный участок площадью 447,5 акров на углу 9-й линии и Среднего проспекта Васильевского острова, принадлежавший немецкому архитектору Карлу Ивановичу Лоренцену.