Дыхание судьбы - [98]
Он раздавил окурок об стену, затем выбросил его во двор. Окинув последним взглядом комнату, он поднял ворот своего изношенного пальто и взял в руку чемодан.
Вернув ключ хозяйке, Андреас попросил у нее лист бумаги и марку. Примостившись на краю стола, он написал несколько торопливых строк, чтобы Ливия не подумала, что он исчез бог знает куда, не предупредив ее. Прежде чем пересечь улицу и отправиться на вокзал, он бросил письмо в почтовый ящик.
Когда-то Андреас решил ничего больше не просить у судьбы, если она позволит ему вернуться домой живым. Но впервые обняв Ливию, он понял, что жестоко ошибался. Даже его родная земля, стены дома и мастерской, счастливая юность среди лесов Изерских гор не давали ему такой полноты чувств. Ему потребовалось ощутить на своей коже дыхание венецианки, прикосновение ее губ и познать ее непокорный мир, чтобы к нему вернулось желание жить.
У них не были приняты все эти обыденные нежности, которые нужны любовникам для самоуспокоения, эти слова любви, произносимые шепотом, словно заклинающие судьбу и чем-то напоминающие сдавленные крики. Они жили настоящим, потому что не были хозяевами своего будущего.
Но снова оживить в себе чувства означало также познать боль. Когда он смотрел на Ливию, лежащую в его объятиях, он понимал, что все это лишь химера, украденные минуты чужого счастья. Он не имел никаких прав на эту женщину и знал, что, замужняя или нет, она никогда их ему не подарит.
Андреасу нравилось думать, что его привлекала в ней именно эта свобода духа, нравилось, что он не просил о большем; но сейчас, когда пришло время расстаться с ней, реальность вдруг стала намного проще, и ему нужно было набраться смелости и посмотреть ей в лицо: он любил Ливию Гранди и должен был ее потерять.
Ханна приколола стрекозу к отвороту своего пиджака и поправила ее перед зеркалом. Результат ей понравился. Долгие недели не вставая с кровати, она пыталась продолжать работать — сортировать бисер. Однажды, устав от монотонных движений, она дала волю своему воображению, и в ее руках возникла диковинная разноцветная бабочка с большими крыльями. Вернувшаяся в конце дня Лили была в восторге от украшения.
С тех пор Ханна принялась создавать изящных насекомых разных видов: бабочек, пчел, божьих коровок, скарабеев… Поскольку ей часто не хватало исходного материала, ее поделки становились все более паутинообразными, кружевными и необычными.
По причине ее физической слабости количество изготавливаемых ею украшений было небольшим, но они начали пользоваться спросом. Поначалу Ханна спрашивала совета у их общего друга Герта Хандлера, одного из мастеров, игравших когда-то важную роль в структуре Габлонца и занимавшихся тем, что из различных стеклянных и металлических элементов они собирали бижутерию, имитирующую драгоценные ювелирные украшения.
В Богемии конкуренция между мастерами была острой, но каждый специализировался в своей области: бижутерия дешевая или более высокого класса, кольца, подвески для люстр или разноцветный бисер, изготавливаемый на экспорт. При этом существовал один нерушимый принцип: соблюдение порядочности и лояльности между конкурентами; теперь же, когда они начинали все с нуля, их солидарность лишь крепла.
Достигнутые ими успехи удивляли всех вокруг, и газеты начали говорить о «маленьком экономическом чуде». В то время как баварцы все еще скептически относились к приезду этих чужаков из Богемии, министр-президент региона Шлезвиг-Гольштейн[75] собирался основать у себя нечто подобное.
Ханна убрала под кровать жестяную коробку, в которой хранила свои любимые поделки. Среди ее постоянных клиентов были и несколько американских офицеров, которые приходили покупать подарки для своих жен и матерей, оставшихся в Соединенных Штатах, но она последовала совету Андреаса и не предлагала им свои самые оригинальные изделия.
Вот уже несколько месяцев они жили будто под дамокловым мечом: Германия собиралась произвести обмен денежных знаков, чтобы сдержать инфляцию, связанную с дефицитом необходимых товаров, и покончить с черным рынком. Было бы глупо продавать сейчас украшения, чтобы получить старые рейхсмарки, которые совсем скоро обесценятся. Немецкие жители трех оккупационных зон в тревоге затаили дыхание.
— Ты готова? — позвал Андреас из-за двери. — Нам не следует опаздывать.
— Я одета, ты можешь войти, — ответила она, поправляя в последний раз свою одежду.
Она так сильно похудела, что ей пришлось дважды ушивать платье в талии. Кожа ее стала прозрачной, а яркость глаз подчеркивали синие круги под ними.
Ее брат появился в дверном проеме. Он внимательно и серьезно осмотрел ее с ног до головы, задержался на лице, пытаясь разглядеть малейший признак усталости. Ханна нахмурила брови. Она ненавидела, когда Андреас смотрел на нее, словно она собиралась вот-вот упасть в обморок. Да, она была очень больна. Да, она чуть не умерла, но сейчас-то с ней все в порядке!
Несколько месяцев назад она часто плакала, страдая из-за его отсутствия, обвиняла его в том, что он бросил ее, Лили и Инге на произвол судьбы, и даже не интересовался, как идут у них дела; но сейчас его слишком назойливая забота раздражала ее. Порой ей казалось, что брат старается таким образом заслужить ее прощение.
