Дыхание судьбы - [91]

Пока Андреас курил, она кое-как привела себя в порядок у раковины. В маленьком овальном зеркале ей было видно, что он отвернулся, не желая смущать ее. Он мог быть резким в словах, но умел также проявлять неожиданную деликатность. Она угадывала в нем некую хрупкость, подобную той, что возникает в гравируемом хрустале из-за мелких, но опасных трещин, в результате чего он может рассыпаться на осколки во время полировки. Ей хотелось бы лучше его узнать, вынудить больше говорить о себе, но им не хватало на это времени.

Она знала лишь, что он чудом вернулся живым с русского фронта, почти в беспамятстве пройдя немыслимое количество километров, что голод и жажда доводили его до галлюцинаций, что его родной дом заняли чужие люди и что он был изгнан из своей страны. Она знала, что его мать умерла у него на руках в лагере беженцев в Баварии, как только он туда добрался, что его сестру Ханну изнасиловали, у нее родилась девочка, которая теперь была чуть постарше Карло.

Ей пришлось клещами, по крупицам вытаскивать из него сведения о его жизни, о которой он так неохотно рассказывал, с присущей мужчинам безотчетной стыдливостью, поскольку они считали подобные признания слабостью. Его недоверчивое молчание напоминало ей Флавио. Мужчин научили делиться с женщинами только своим телом и более ничем, и она все чаще об этом жалела.

Застегнув блузку, она повернулась к нему. Его пронизывающий взгляд застал ее врасплох.

— Почему ты так быстро уходишь? — спросил он.

Ливия пожала плечами, в горле стоял ком. Как ему объяснить то, чего она сама не понимала? Она нуждалась в нем так неистово, что из-за этого просыпалась по ночам. Она помнила о нем каждую секунду, его образ был отпечатан на ее коже, в мыслях, в памяти. Ей казалось, что она дышит только благодаря ему. Когда она занималась своим сыном, по ее телу порой пробегала дрожь, потому что образ Андреаса был слишком ярким, и она чувствовала себя виноватой, отбирая у своего ребенка то, что ему полагалось по праву: ее полное присутствие, абсолютную верность. У нее возникало смутное ощущение, что она его предает.

Напряжение между ней и Андреасом усиливалось еще и оттого, что у него не было других занятий, кроме как вечного ожидания ее. Он ушел с Монфоконского хрустального завода через неделю после их встречи. Его отпустили, потому что он уже отработал полгода, предусмотренные контрактом. Он снял комнату в первом же отеле, на который наткнулся, выйдя из здания вокзала. Его дни ничем не были заполнены. Ливия не знала, как именно он проводил свое время до того момента, как она приходила к нему. Он говорил, что выпил кружку пива в кафе напротив, пересек улицу, поднялся в комнату и затем терпеливо ждал.

Ливия подходила к отелю с другой стороны, спрятав волосы под шляпу или платок. В вестибюле, проходя мимо хозяина или его супруги, она отворачивалась. Они никогда ее ни о чем не спрашивали, но она ощущала на себе их тяжелые враждебные взгляды. Она знала, что Андреас платил им, чтобы они не беспокоили их.

Когда она поднималась на его этаж, у нее перехватывало дыхание и ее сердце учащенно билось, потому что лестница была довольно крутой. Она никогда в жизни не испытывала подобного упоения. Ее любовник был единственным, кто мог успокоить глухую тревогу, распространяющую яд по ее венам. Занимаясь с ним любовью, она становилась совсем другой женщиной, и больше ничего не имело значения, кроме этих мгновений. От прошлого и будущего оставались лишь осколки страхов, угрызений совести или заблуждений, но их острые края больше не ранили ее. Под ласками его рук и губ она чувствовала себя непобедимой.

Они встречались уже несколько недель, каждый день, кроме воскресенья, которое Ливия проводила с мужем и сыном. Однажды Андреас шутя заметил, что даже у внебрачных пар складываются свои привычки. Она почувствовала себя оскорбленной.

— Ответь мне. Что-то не так?

Ливия раздраженно отвернулась. Ей не хотелось ничего объяснять. Внезапно все показалось ей слишком сложным. На нее навалилась невыносимая усталость. Ей захотелось вернуться домой, вытянуться в темноте на кровати и заснуть глубоким сном. Одной. Ей необходимо было побыть одной.

— Мы с тобой дважды изгнанники, Андреас, — вполголоса произнесла она. — Из своей страны и в нашей истории любви.

— Ты говоришь ерунду!

Пока он торопливо одевался, она невольно залюбовалась его телом.

— Ты можешь вернуться в Венецию, когда захочешь. Это твое высокомерие толкнуло тебя на отъезд, а твоя гордость мешает тебе вернуться. Тебе стоит только сказать мужу, что ты хочешь увидеть свою семью. Думаешь, он тебе не позволит? Вряд ли. Судя по твоим рассказам, он привык плясать под твою дудку.

— Не впутывай его в это! Мне не в чем его упрекнуть. Франсуа — отличный отец и безупречный супруг.

Андреас грубо схватил ее за руку и так близко склонился к ней, что она почувствовала его дыхание на своем лице.

— А как любовник?

Ливия смотрела на него в упор.

— Тебя это не касается.

— Как раз наоборот, потому что ты занимаешься с ним любовью, когда ты не со мной.

— Отпусти меня немедленно! — прошипела она сквозь зубы.