Дыхание. Новые факты об утраченном искусстве - [14]

Каждое утро мы с Ольсоном слушаем записи, сделанные за прошедшую ночь. Поначалу мы смеялись, но потом нам стало немного страшно, так как услышанные звуки навевают мысли уже не о довольных спящих пьяницах из романов Диккенса, а о людях, которых пытаются задушить.

«Для полноценного сна надо держать рот закрытым», – писал Левинус Лемниус, голландский врач XVI века, который считается одним из первых исследователей такого явления, как храп. Даже в те времена Левинус знал, насколько вредными могут быть затруднения дыхания во сне. «У тех, кто спит с открытыми челюстями, воздух при дыхании проходит во рту в обоих направлениях, высушивая язык и небо, вследствие чего возникает желание смочить их, принимая питье среди ночи».

И со мной это тоже происходит. При дыхании ртом тело теряет на 40 процентов больше воды. Мне это не казалось столь существенным. Я каждую ночь просыпался от ощущения першения и сухости в горле. Можно, конечно, подумать, что такая потеря жидкости уменьшает потребность в мочеиспускании, но, как ни странно, все происходит наоборот.

В фазе самого глубокого восстановительного сна гипофиз – железа размером с горошину в нижней части мозга – вырабатывает гормоны, контролирующие производство адреналина, эндорфинов, гормонов роста и других веществ, включая вазопрессин, который регулирует накопление жидкости в клетках тела. Благодаря этому животные могут спать всю ночь, не испытывая жажды или потребности в освобождении мочевого пузыря.

Но если организму не хватает времени на глубокий сон, что бывает, например, при хроническом апноэ, нарушается нормальная выработка вазопрессина. Почки выделяют воду, которая вызывает позывы к мочеиспусканию и подает сигнал мозгу, что необходимо восполнить дефицит жидкости. У нас появляется чувство жажды и одновременно желание помочиться. Нехватка вазопрессина объясняет не только наличие у меня чувствительного мочевого пузыря, но и постоянную неутолимую жажду, которую я испытываю каждую ночь.

Есть несколько книг, в которых описывается крайне вредное влияние храпа и апноэ на здоровье. В них даются объяснения, каким образом эти явления могут привести к энурезу, синдрому дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ), диабету, высокому артериальному давлению, раку и т. д. Я читал отчет клиники Майо, в котором делался вывод, что хроническая бессонница, которую долгое время считали психологической проблемой, нередко имеет своей причиной расстройства дыхания. Миллионы американцев, которые страдают от бессонницы и смотрят, подобно мне, в окно, телевизор, свои телефоны или в потолок, не могут спать, потому что им трудно дышать.

И, вопреки распространенному мнению, храп даже в малых дозах нельзя считать нормальным явлением, а малейшие проявления апноэ во сне – это риск серьезных расстройств здоровья. Доктор Кристиан Гильемино, который изучает проблемы сна в Стэнфорде, обнаружил, что детям, у которых никогда не было апноэ, но у которых наблюдалось тяжелое дыхание во сне, легкий храп либо «требовались любые дополнительные усилия для дыхания», могут быть свойственны перепады настроения, скачки артериального давления, трудности в учебе и т. п.

Дыхание через рот сказывается и на моих умственных способностях. Недавнее исследование, проведенное в Японии, показало, что у крыс с заблокированными носовыми проходами, которые были вынуждены дышать ртом, образовывалось меньше клеток в мозге, и им требовалось вдвое больше времени для прохождения лабиринта, чем животным из контрольной группы, которые дышали носом. Еще один японский эксперимент, проведенный в 2013 году на людях, позволил сделать вывод, что при дыхании ртом в префронтальную кору – область головного мозга, которая ассоциируется с СДВГ – попадает меньше кислорода, чем при дыхании носом.

На это обращали внимание еще в древнем Китае. «Дыхание, вошедшее через рот, называется „ни-чи“ – обратное дыхание. Оно очень опасно, – говорится в одном отрывке из Дао. – Следи за тем, чтобы не вдыхать воздух через рот».

Ворочаясь в кровати и борясь с желанием в очередной раз сходить в туалет, я пытаюсь сосредоточиться на позитиве и вспоминаю один череп из коллекции Марианны Эванс, который внушает мне такую нужную сейчас надежду.

* * *

Дело было утром. Эванс сидела перед огромным монитором компьютера в административном офисе своей зубоврачебной практики, расположенной примерно в получасе езды от центра Филадельфии. Белые стены и белый кафельный пол придавали помещению футуристический вид, совсем не похожий на цветную рельефную штукатурку, которой облицовывают современные интерьеры зубных кабинетов, в которых мне до сих пор приходилось бывать, с их папоротниками, аквариумами с золотыми рыбками и фотографиями Робера Дуано. Эванс, как выяснилось, вела совершенно непохожую практику.

Она вывела на экран две фотографии. На одной был древний череп из коллекции Мортона, а на другой – маленькая девочка, ее новый пациент. Будем называть ее Джиджи. Судя по фото, Джиджи было около семи лет. Ее зубы торчали из десен вперед, назад – в любых возможных направлениях. У нее были темные круги под глазами и обветренные губы. Рот был открыт, как будто она собиралась попробовать фруктовое мороженое. Она страдала от хронического храпа, синусита и астмы. Кроме того, у нее появилась первые признаки аллергии на продукты, пыль и шерсть домашних животных.